– А твои дети успели? А они что за дело погибли? Просто так было надо, и это случилось. И хоть ты что.
– Хочешь сказать, они тоже за чьи-то ошибки поплатились? – помрачнел Семён. – Я ведь детдомовский, родителей своих не знал никогда. И Валя тоже. Там, конечно, всякое могло быть. Вряд ли хорошие люди своих детей бы бросили.
– Могут и хорошие бросить, не поверишь. Только не от хорошей жизни.
– Сеня? А можно вопрос?
– Да знаю я твой вопрос, но так уж и быть, задавай.
– Тебе бы все шуточки. А я серьезно… Скажи мне, они живы еще?
– Зачем тебе это знать? Ведь раньше не интересно было.
– Раньше я и не мог того, что сейчас. Может, и в свое прошлое получится заглянуть?
– Отчего же не получится? Но ты точно уверен, что хочешь знать?
– Что я тебе, девчонка, «хочу – не хочу»? – Семён, почувствовав близость скорой разгадки самой главной тайны своей жизни, заметно занервничал.
– Ну, тогда набери воды в таз, – сказал Арсений.
Семён послушно взял небольшой эмалированный тазик, в который Валя обычно насыпала муку, котлеты обваливать. Налил из-под крана воды, поставил на стол.
– Смотри на воду, сосредоточься.
Семён стал смотреть. Сначала он ничего не увидел, кроме поцарапанного эмалированного дна. А потом по воде поплыли размытые образы, и чем больше Семён в них вглядывался, тем четче становились очертания. Вот покосившаяся избушка, обнесенная ветхим забором. Скрипуче запела на несмазанных петлях дверь. На улицу вышла пожилая сухонькая женщина с ведром, выплеснула из него какую-то жидкость прямо к забору на пожухлую траву. И тут в нос Семёну ударил характерный отхожий смрад, как будто это самое ведро вылили прямо у него под носом.
Он следует за женщиной в дом. Невыносимая вонь усиливается. Грязная изба, на полу какие-то тряпки, Семён успевает разглядеть, что какие-то из них измазаны испражнениями. В комнате на кровати лежит старик – седой всклокоченный, с белой козлиной бородкой, достающей спутанными сальными прядками до груди.
Женщина откидывает с него одеяло, окунает в приготовленный таз с водой тряпку, отжимает, и начинает обтирать старика. От морщинистой шеи спускается ниже, проходится по щуплому тельцу, едва касается невнятных гениталий, переходит к ногам. И тут Семён увидел, что ноги у старика есть только до колен, которые заканчивались двумя уродливыми культями…
Закончив нехитрую водную процедуру, женщина накинула на старика неряшливое одеяло. Подняла с пола таз и пошла с ним на улицу. На мгновение Семён встретился с ней взглядом. Выцветшие, то ли голубые, то ли серые глаза смотрели даже не устало, а как-то никак. И как будто вовсе не смотрели, а просто были там, где им положено быть, потому что видеть происходящее становилось с каждым днем все невыносимее.
