» – догадался Максим Константинович. Изображение было нечётким, ускользающим, разглядеть котёнка в деталях не представлялось возможным. Только комочек, обёрнутый собственным хвостиком. Максим Константинович мягко рассмеялся:
– Ваш котик?
– Моя кошка, уже большая. Маркиза, маме на работе подбросили, теперь нас трое, – не открывая глаз, ответила Искра. Беседа развеяла образ пушистого друга и оставила после себя изначальную темноту. Огнецвет распахнул глаза.
– Теперь моя очередь, я полагаю?
В городе сгущались сумерки. На Санкт-Петербург плавно опускалась ночь, укрывая в своей тени сияющие огни улиц. Туман призрачной дымкой плыл над водами переполненных каналов и рек. Когда-то Северная столица могла похвастаться сохранностью исторических зданий, но первозданный облик Питера, а точнее, то, что спустя годы от него осталось, смёл техногенный ураган. Прогресс выменял новые блага для людей на неоновый свет. Чистоту воздуха сохраняли гравитобусы и электромобили, но вместо парков и скверов градоначальники разбивали станции для зарядки транспорта. Скуднее зелень, больше новшеств и куда меньше души. По крайней мере, именно так думал коренной петербуржец Огнецвет, который очень скучал по утреннему пению ранних пташек во дворах, под которое просыпался в детстве. Нет деревьев, нет и птиц.
Время близилось к полуночи, но на Невском проспекте кипела жизнь. Максим Константинович, лавировал в бредущей толпе, стараясь ни с кем не столкнуться. Увлечённый собственными мыслями, он и сам не заметил, как рука по старой памяти машинально скользнула в карман пиджака из лёгкой ткани. Пальцы инженера не нашли там сигарет, запрещённых к производству ещё пятнадцать лет назад, но зато сомкнулись на пластиковой карточке. В самой карте не было никакой нужды, а вот микрочип, что блестел огоньком в углу прозрачного прямоугольника, представлял особую ценность. Воспоминания о, вне всякого сомнения, успешном эксперименте он перенёс на внешний накопитель. Огнецвет не доверял ни нейрочипу у себя в голове, ни даже собственной памяти.
У бывшего здания «Зингер», вокруг стеклянного купола которого вращалась голограмма рекламы биоразлагаемого пластика, он свернул к каналу Грибоедова, проходя мимо колонн Казанского собора. «И всё это творится руками моих коллег, эта безвкусица, тяга к никому не нужному совершенству… А я бы так хотел вернуться в юную пору и просто насладиться чёртовым пыльным ветром да чириканьем воробьёв, что столь настойчиво выпрашивали у меня булочные крошки
