Боги молчали. Родичи тоже.
— За что караете?! Ты, жена моя, мать моих безмозглых детей! Ты, сын мой, плоть от плоти моей! О, как стыдно мне перед Владыкой Аидом! Перед его добрейшей супругой Персефоной! Может, я не Сизиф, сын Эола? Может, я бездомный бродяга без роду и племени? Я что, умер в придорожной канаве?
— Мы все исправим, отец! Владыка Аид и могущественная Персефона будут довольны.
— Ага, как же! Вам, бездельникам, ничего доверить нельзя! Сам, все сам! День назначу, жертву выберу…
— Как скажешь, отец.
— Как скажешь, муж мой.
— Но сейчас тебя, господин наш, ждет дурное известие. Без тебя нам не решить, что делать…
Вот, значит, папа. Вот, значит, бабушка Меропа. Вот дедушка Сизиф. Ну и я, куда ж без меня? А больше никого, как водой смыло. Раньше, когда дедушка семью бранил, народу собиралось — уйма! Затем пол-уймы. Треть уймы. Десятая часть. Сотая. Сейчас даже мои братья не идут на шум. Надоело им.
Два года подряд одно и то же слушать — любому надоест. «Ни одной поминальной жертвы! Может, я бродяга…» Я бы тоже не слушал, правда. Мимо шел, задержался. Я-то вырос, все теперь понимаю. Но помалкиваю: язык за зубами, дедушка дома.
И вам не скажу, о чем я помалкиваю. Вдруг вы Аиду донесете? Помрете завтра от поноса, встретит вас в царстве теней Владыка Аид, вы ему и выложите как на блюде: так, мол, и так, Сизиф Эолид в своей родной Эфире ругмя ругается…
Нет уж! Помирайте на здоровье, а про дедушку — ни слова!
— Дурное известие? — дедушка запахнулся в плащ. С залива дул ветер, у стариков ныли суставы. — Есть ли что-то дурнее вас, драгоценные мои?
— Коровы, отец.
— Воистину прав ты, Главк, сын Сизифа! Корова — кладезь мудрости в сравнении с тобой. И что произошло с нашими коровами, если это важнее моих поминальных жертв?
Папа вздохнул:
— Воруют их, отец.
— Кто?
— Воры.
— Да я уж понял, что не честные люди. Кто именно?
Мимо пробежала стайка рабынь с корзинами стираного белья. Папа обождал, пока они скроются на заднем дворе. Ответил:
— Кромионцы, отец. Жители Сикиона.
— О, я их знаю! Записные скотокрады.
— Мегаряне.
— Что, и эти? Далеко забрались. Ты требовал суда?
— Требовал.
Папа вздохнул горше прежнего.
Бабушка ушла, не стала в мужские дела лезть. А мама даже и не выходила, сидела на женской половине, ткала.
— А судьи кто?
— Клеон, сын Фола. Антиох, сын Эврипида. Талай из Аргоса.
— Те еще пройдохи. В смысле, уважаемые люди. Проиграл, да?
— Проиграл, отец.
— Коров не опознал?
— Как их опознаешь? Воры коров перекрасили, клейма свели. Поди докажи!
