— Это Пегас, — сказал Главк Эфирский. — Бурный Поток[32].
— Пегас? Это его имя?
— Да.
Точно, Пегас! Я ж про него слышал! Просто не подумал как-то.
— И он летать умеет?
— Умеет.
— Ух ты! Это какая ж кобыла такого родила?
— Кобыла? Нет, малыш, Пегаса не кобыла родила.
— А кто?!
Отец сделался серьезным. Только что улыбался, мной гордился, и вдруг как отрезало. Лицо каменное, желваки на скулах. Воин перед боем; Главк-Лошадник, сын Сизифа.
— Пегаса родила Горгона. Младшая из Горгон — Медуза.
Я ахнул. Прикусил язык, хотя нас не трясло. Ничего себе! Про Медузу Горгону я знал. А кто не знал? Она людей взглядом в камень превращала. Глазищи — смерть. На голове змеи кублом: шипят, кусаются. Ее герой Персей убил — в тот год, когда я родился.
И это она родила красавца Пегаса?!
Хотелось спросить у отца, как такое могло случиться, но я нутром почуял: лучше помалкивать. Сейчас — так точно. Может, лучше эту фибулу выбросить? Ну его в Тартар, этого Пегаса, раз у него такая мама!
Я поднял руку, собираясь отколоть застежку с хитона. Опустил. Снова поднял. На руку словно Медуза поглядела: каменная, тяжелая. Пальцы не слушаются, промахиваются мимо фибулы. Ничего, справлюсь.
⁂
И все-таки я ее не выбросил.
2
«О малом молю тебя, бог! И о большом молю…»
Храм я помнил с прошлого года.
Правда, тогда он казался мне больше. Усох, что ли, за это время? Портик с колоннами, три мраморные ступени ведут ко входу. Внутри горели факелы. Пламя трепал ветер, задувая снаружи, по храму метались тени. Из-за этого казалось: деревянная статуя Гермия с барашком на плечах вот-вот оживет. Гляди, шевелится! Сейчас бог шагнет из храма на двор, сбросит барашка на свой алтарь…
Что будет дальше?
Я не знал. Понимал: никто к нам не выйдет. Движение в сумраке — игра теней. Статуя неживая. Я подходил к ней, когда было еще светло. Краска, дерево, трещинки… Все я понимал. Но глядя на статую в колеблющихся тенях и бликах, я испытывал сладкий ужас и предвкушение.
Вдруг оживет?! Выйдет, а?
Закатный Гелиос — багровый, распухший, усталый — наполовину скрылся за морем на западе. Жертвы Носителю Ягнят наша семья всегда приносила на вечерней заре. Почему? Не знаю. Не интересовался. Положено — и все тут. Кем положено? Самим Гермием? Жрецами? Дедушкой Сизифом?
Какая разница?!
На широком каменном алтаре, воздвигнутом перед храмом, горел костер. В огонь положили жир, срезанный с заколотых и освежеванных барашков. Жир шипел, пузырился, горел. От костра пахло так вкусно, что я сглотнул слюну. В животе бурчало; к счастью, не очень громко. Это у меня негромко, а у Алкимена — так, что мы хихикали украдкой.
