В ответ грянул гром с севера.
В считанные мгновения он распространился от Олимпа до Геликона, на миг заглушив пение Муз. Зевс, владыка богов, отвечал: я тоже здесь! Два грома переплелись, смешались так, что и не отличить, где чей. Угасли, стихли, вернув миру песню и аромат лилий. Все успокоилось, кроме горы и Пегаса. Конь встал на дыбы, ударил воздух копытами. Что-то творилось под ним, в самых недрах Геликона, прорываясь наружу неведомой опасностью. Чудовище ли прервало свой сон? Бог ли восставал к свету?!
Вслед за травой, деревьями, конем начала расти гора. Геликон распухал, как тесто на кислой закваске, тянулся ввысь.
Склоны вскипели осыпями, осыпи превратились в лавины. Распахнулись трещины, открылись жадные рты пропастей. Огромный дуб вывернуло с корнем. Дерево упало рядом с конем, едва не придавив свою жертву. В последний момент Пегас успел прянуть в сторону. Конь озирался по сторонам, высматривая дорогу для бегства — а может, хотел взлететь, но рост горы мешал разгону.
Музы пели как ни в чем не бывало. Двигались по кругу единым существом, девятиглавым и восемнадцатируким, продолжая свой танец. В грохоте и шуме их песня не потерялась, как причина не может затеряться в следствиях. Те, кто свел Геликон с ума, толкнул на подвиги, несвойственные горам, знали, что делают и зачем.
С небес за горой следила Афина.
Богиня выжидала. Вот-вот придет ее час, звездный час победы. Конь в страхе начнет метаться, забыв себя, утратит бдительность, изойдет пеной. Рискуя поломать ноги, лишенный свободы маневра, он будет тщетно мечтать о полете, пытаться взять разбег, всякий раз натыкаясь на разлом, трещину, рухнувшее дерево. И тогда Афина падет на него с небес, будто коршун на добычу. Оседлает, сдавит бедрами крутые бока, вцепится в гриву пальцами-клещами.
В своей силе богиня не сомневалась.
Уговорить Муз оказалось легче, чем она предполагала. Вызов — вот чем кормится истинное искусство, ест жадно, забыв о приличиях. Есть ли вызов больше, привлекательней, чем поймать неуловимого коня, заставив гору пойти в рост?! Формальной наградой за услугу послужило обещание Афины, что на барельефах и алтарях ее, Деву-Воительницу, будут изображать в окружении Муз. Где восхвалят Афину, там помянут и «мыслящих». Если раньше Музы кормились жертвами смертных при Аполлоне-Мусагете[16], то теперь им доставался еще один жирный кусок.
Лучше иметь в покровителях двух детей Зевса, сына и дочь, чем только сына. Муза ты или торговец зерном — расчет один, как ни крути.
