Мылся Гефест долго, не смущаясь присутствием Афины. А может, поэтому и мылся дольше обычного — фыркал, пыхтел, обтирался губкой. Обнажившись по пояс, он оставил на себе лишь юбку из жесткой ткани, к ношению которой пристрастился после бегства в Черную Землю. Когда Гефест стоял на месте, колченогость сына Зевса и Геры не так бросалась в глаза. Зато мощью телосложения он мог удивить кого угодно — даже Посейдон, тот еще здоровяк, рядом с племянником выглядел убого.
Афина ждала, не торопила. К счастью, Гефест не вздумал наряжаться по-праздничному. Просто махнул прислужницам рукой, и те задрапировали его могучий торс в легкий гиматий с багряной каймой по краю. Хитоном, надеваемым под плащ, Гефест пренебрег.
— Ты ложись, угощайся…
С красноречием у хозяина было туго.
Афина прилегла, потянулась за чашей, сделала глоток. Слуги заранее наполнили чашу вином: густым, терпким, похожим на сладкую кровь. Нектара и амброзии здесь, под землей, не подавали, в отличие от более привычных Афине олимпийских пиров.
— Хорошее вино, — красный от смущения, Гефест возлег напротив. — Этот афинтитес[63] мне доставляют с Крита. Критяне мне обязаны, я сделал для них Талоса, медного стража. У него гвоздь в пятке. Знаешь, зачем?
— Зачем?
— Если гвоздь вынуть, Талос умрет. Я долго думал, какое место сделать уязвимым. По-моему, пятка — лучший выбор. Какой дурак станет стрелять врагу в пятку? В нее еще поди попади! А сам Талос к своей пятке никого не подпустит… Ты согласна?
Афина кивнула:
— Я согласна. Пятка — отличное решение.
— Ты пей, это вкусно. Я им еще выковал трехголового пса. Золота ушло — страшно вспомнить. А им хоть бы хны! Эти критяне богаче всех. Обещали мне храм поставить, но все откладывают. У них на Крите виноград замачивают в морской воде. Слыхала, чем они осветляют вино?
— Не слыхала, — вежливо ответила Афина, поощряя собеседника.
— Золой и молоком. На Хиосе предпочитают белую глину, но тогда вино горчит. От полыни оно горчит правильно, а от глины — не очень. Почему ты не пьешь?
Афина сделала еще глоток:
— Я пью. Прекрасное вино.
— Полыни не многовато?
— В самый раз.
Ремесленник, подумала Афина. Ни о чем не может говорить, кроме как о ремеслах. Помнит, что я ткачиха; полагает, мне интересен такой разговор. Велел подать афинтитес, желая сделать мне приятное. Я и это вино — тезки. Тонкий намек для такого, как он.
— Ты же пришла не для того, чтобы возлечь? — внезапно спросил Гефест. — Я имею в виду, возлечь со мной? Не для пира?
