– Постой, ты хочешь сказать, что кто-то, ратующий за контроль над оружием, – человек, у которого в перестрелке убили сестру, – намеренно расстрелял детский сад?
Беккер развела руками.
– Так, еще раз, ты говоришь, что он превратился в монстра. Убил сорок человек. Ради чего, ради законопроекта?
– Сорок человек против тысяч людей каждый год. Даже если бы закон уменьшил эту цифру на пару процентов, он бы вернул свои вложения уже через неделю или две.
– Вложения?
– Ну, жертвы, – пожала плечами Беккер.
– Ты хоть понимаешь, насколько дико это звучит?
– А откуда ты знаешь, что все было не так?
– Да потому что ничего не изменилось! Не провели никаких новых законов! Его просто списали, как еще одного психопата.
– Он не мог знать об этом заранее. Он знал только, что есть шанс. Пожертвовать собой и еще кем-то ради нескольких тысяч человек. Шанс был.
– Поверить не могу, что ты… особенно ты… после всего того, что случилось, что ты сделала…
– Это была не я, помнишь? А Ведомый. Так все говорят.
Ведомый проснулся, принялся дергать поводок призрачными руками.
– Но ты все равно в этом участвовала. И ты знаешь об этом, Дит>[36], чувствуешь. Даже если те трупы – не твоя вина, она все равно терзает тебя изнутри. Я же видела тебя тогда, в первый раз. Ты – хороший человек, ты – моральный человек, и…
– А ты знаешь, что такое моральность>[37], а? – Беккер холодно взглянула в глаза журналистки. – Морально позволить умереть двум незнакомым детям, чтобы спасти своего собственного. Морально думать, что есть разница в том, как ты убиваешь человека: глядя ему прямо в глаза или зайдя со спины. Все это лишь брезгливость, трусость, «подумайте о детях». Мораль не рациональна, Амаль. Она даже не этична.
Сабри замолкла, не издавала ни звука.
– Капрал, – сказала она, когда Беккер замолчала, – что они с тобой сделали?
Та перевела дух:
– Чтобы они ни сделали…
«…не мог себе и пожелать лучшее лицо для кампании, даже если бы спланировал всю операцию…»
– …все закончится сейчас.
Глаза у Сабри расширились. Капрал видела, как Амаль складывает пазл, как все детали встают на место. Нет дронов. Толпа людей. Нет даже охранников, если не считать пару жалких вышибал из мяса и костей…
– Извини, Амаль, – мягко сказала Беккер.
Сабри метнулась к блокиратору, но капрал схватила его, журналистка даже дотянуться не успела.
– Мне сейчас чужие люди в голове не нужны.
– Нандита, – Сабри почти шептала, – не делай этого.
– Ты мне нравишься, Амаль. Ты – хороший человек. И я бы тебя отпустила, если бы могла, но ты… умная. И ты меня знаешь, пусть и немного, но достаточно, чтобы сложить два и два, потом…
