Уже в автобусе, я вспомнил случай из детства, когда мы с мамой сидели в гостях у её лучшей подруги, тёти Тони. Летние каникулы, июльский зной. В самый разгар чаепития по телефону сообщили о каком-то приступе у пожилого папы маминой подруги, жившего на соседней улице. Тётя Тоня с мамой быстро собрались и побежали туда, с ходу отвергнув все мои требования пойти вместе с ними. «Смотри «Том и Джерри» сколько влезет, но сиди здесь. Мы закроем тебя на ключ», – очень строго предупредила мама перед уходом. Помню, больше всего задело то, что они не считали меня равным себе, а я ужасно хотел казаться вполне взрослым пареньком, успешно перешедшим в четвёртый класс. И вдруг моё требование не принимается всерьёз, что показалось тогда тяжелейшим ударом по самомнению! Оставшись один, я долго колдовал над хитрым замком, но дверь, естественно, так и осталась заперта. Видимо от гнева и обиды, мне в голову пришёл план страшной мести. Суть её заключалась в том, чтобы создать иллюзию моего исчезновения из квартиры по возвращении мамы с подругой. «Вот они забегают, вот поплачут!», – бушевали во мне душераздирающие образы. Я выключил телевизор, взял свои сандалии и залез под овальный стол, со свисающей с него льняной скатертью, придвинув стулья для лучшей маскировки. Не прошло и пяти минут, как дверь в квартиру отворилась и в комнату влетела запыхавшаяся Анжелка, старшая дочь тёти Тони, стягивая на ходу через голову платье. Когда я был дошколёнком, мы часто играли, но теперь она перешла в выпускной класс, и дружба с четвероклашкой перестала входить в её планы. Включив видеоплеер, Анжела вставила в него кассету с концертом ультрамодной на то время певички. На экране телевизора густо размалёванная блондинка, повизгивая, исполняла свои хиты на английском языке, изгибаясь всем телом. Дочка тёти Тони сразу поймала ритм знакомых мелодий и стала повторять за звездой все её энергичные движения, громко подпевая и импровизируя в танце, от чего каштановый хвост волос хлопал её по плечам. Я никогда ранее не видел ни Анжелу, ни какую-либо другую девушку только в лифчике и микроскопических трусиках, утонувших в полных ягодицах. Когда она кружилась в метре от моих глаз, скрытых за стульями, казалось, будто её бёдра были вовсе ничем не прикрыты. И лишь бесстыдно выпирающий треугольник лобка, подчёркивал белые узоры прозрачного белья на своём тёмном фоне. Честно говоря, из-за своего невинного возраста никакого эротического переживания я тогда не испытал. Однако, голая старшеклассница, нагибающаяся вперёд и назад, пытающаяся сесть на шпагат, крутящаяся, прыгающая, принимающая самые откровенные позы в своём танце, придерживая выскакивающие из лифчика груди ладонями, с тех пор в корне изменила моё отношение к девочкам и женщинам. Я начал считать их существами другого порядка, более загадочными, посвящёнными в недоступные мальчишкам тайны.
