– Что читаешь?
– Ремарка, – она отвечала, блеснув мимолётной улыбкой, и не было в этом ответе ни доли кокетства, ни фальши. Наверное, вид мой дурацкий немного её позабавил. Не став ухудшать положенье покрытою плесенью шуткой – вопросом об авторе книги, я просто сказал:
– Извините меня за назойливость эту, но нынче нечасто увидишь бумажные старые книги в метро, а последний известный мне случай, когда эту книгу читали в вагоне, был в фильме «Москва, что не верит слезам». Романтики нынче не в моде.
– А что нынче в моде? – она отвечала мне в тон, улыбнувшись искристо и как-то по-детски.
– Не знаю, поскольку и сам я давно уж не в моде.
– И правда, ведь Вы изъясняетесь странно. Последний известный мне случай манеры такой разговора встречала я в фильме известном «Москва, что не верит слезам».
Теперь уже я улыбнулся. Хотел я спросить её также о том, что случилось сегодня, что запахи будто исчезли, но поезд на станцию прибыл.
– Ой, что это я заболталась! Пора мне бежать! – торопливо к дверям направляясь вагонным, она мне промолвила быстро.
– Какие духи у Вас? Можно узнать Ваше имя? – сбиваясь и путая фразы, я крикнул. В ответ прозвучало мне: «Анна!»
Не знаю я, что это было: названье духов или имя. Остаток пути до работы проделал я в жутком смятенье: всё думал и думал о встрече. А в офисе местный наушник и сплетник по имени Вова ко мне подлетел, весь на нервах. Давно он решил почему-то, что мы с ним друзья. Он вцепился в рукав мой железною хваткой, чтоб я не ушёл ненароком, и слухи последние Вова мне смог рассказать. Волновался, похоже, изрядно, поскольку свои беспокойные глазки он пучил сильней, чем обычно. Зловеще шептал он мне в ухо, что всё безвозвратно пропало, что запахи будто исчезли, поскольку идут испытанья оружия нового где-то, и скоро хана всем настанет.
– И кто испытания эти проводит? – спросил я наивно у Вовы, позлить его чтобы.
– А бог его знает! – шипит он. – Кто надо, вот тот и проводит! И вовсе неважно всё это, а главное, всем нам – хана!
И слово «хана» говорил он с таким придыханием скорбным, что муторно было на сердце. В течение дня о работе никто абсолютно не думал, и все только и обсуждали события дня. Секретарша директора Света страдала, и в страшном была огорченье, поскольку духи дорогие пропали теперь безвозвратно. И это теперь, когда шефа она уж почти приручила. Прошёл день достаточно нервно. Все были на взводе. Вернувшись домой, я включил телевизор.
Ни слова о том, что случилось, нигде в новостях не сказали. Ну разве что дикторы как-то глазами косили сильнее обычного, или, как в детстве любил говорить мой приятель, «косячили пущего прежне». «Ну ладно, живём мы на свете давно и, конечно, привыкли к фортуны крутым поворотам, посмотрим, что дальше случится!» – себе я сказал, съел свой ужин и спать завалился пораньше.
