Я не читал «Старик и море», но отчего-то сразу вспомнил о книге, когда впервые столкнулся с Садовником. Мы с женой привычно заняли места под отдалёнными навесами без признаков туристов радиусом 50 метров. Расположились заняв столько места, что в Крыму это назвали бы отдельным пляжем при санатории. После нескольких заходов в воду и поиска крабьих нор, следуя по их следам я приметил спокойно сидящего местного мужчину. Он был в отдалении от прочих местных, работников пляжа, аниматоров, официантов, садовников, он, как и мы сидел на своём собственном пятачке и смотрел на океан. Одежда выдавала в нём садовника. Широкополая изношенная шляпа из соломы, что-то бесцветно-коричневое типа футболки с длинными рукавами, грубые тёмные штаны и некрасивая обувь с толстой подошвой. Пожилой, но крепкий на вид мужчина обращал на себя внимание прежде всего тем, что не работал и был далеко от «своих». Через некоторое время он принёс кокосы, но в отличие от его коллег не ходил и не рекламировал их туристам, а тихонько продолжал сидеть в тени на лежаке, которых на пляже было огромное количество. Я решил подойти и поговорить, купить кокос. Садовник охотно откликнулся, но вёл себя необычно по сравнению с прочими кубинцами. Он не продавал кокосы, а просто отдавал их. Умело обращаясь с большим мачете проводил кокосу «предпродажную подготовку» и вручал мне. Понятно, что брал он их бесплатно в той зелёной полосе, что отделяла домики от пляжа. И я мог бы взять, будь у меня обувь, подходящая пройтись там между колючек и камней вперемежку с сухими ветками. Но мачете всё же вряд ли раздобыл бы. Я поблагодарил и заплатил, как мне представлялось из чатов и отзывов, адекватный 1 евро. Бизнес свой садовник вёл так, странно и ежедневно. Просто сидел и ждал пока к нему подойдут самые наблюдательные туристы и брал то, что они принесут в обмен на орех. Не говорил цену, не ходил по песку до людей. Два-три кокоса и мачете всегда были при нём. Интересное начиналось после продажи этих нескольких штук примерно в районе 11 утра. Мужчина уходил в «зелёнку», там переодевался и возвращался на пляж загорелым мускулистым лысым в ярких жёлтых трусах. Его легко было принять за туриста. Он вытаскивал лежак из тени, загорал и активно купался, далеко по прямой заплывая в сторону Майями. Когда по пляжу периодически проходил менеджер в белой рубашке, садовник ложился на лежак и накрывал лицо своей соломенной шляпой. Она теперь смотрелась на нём не как атрибут сельского жителя, а как дорогой сувенир туриста. Менеджер тихо гонял от пальм рассевшихся работников, будил сторожа соседнего закрытого отеля, ругался на тех, кто продаёт втихую кокосы, проверял спасателей, сгонял на работу засидевшихся, но ни разу не обратил он внимание на мужчину в жёлтых длинных трусах, что радовался жизни под солнцем. Садовник затем завершал свой отдых и около 13 часов исчезал. Я стал ещё внимательнее за ним наблюдать и однажды эпизод с покупкой кокоса сблизил нас больше. У меня не осталось монет по 1-2 евро и я отдал ему купюру в пять. После этого мужчина забрал у меня из рук уже полученный кокос и ушёл в сторону пальм. Вернулся минут через двадцать, я успел нафантазировать многое, с самым большим кокосом, что я видел в жизни. Мы фотографировались с ним весь день, и жена, и дочь были счастливы. С того дня садовник стал приносить дочке кокосы просто так, бесплатно, оказываясь возле нас, когда я уплывал и не мог соответственно его отблагодарить. Я стал находить его в тот час, когда он играл в туриста по-прежнему игнорируя всех своих соплеменников. Мы разговорились. Садовник вблизи выглядел ещё более спортивным. Оказалось, что он военный на пенсии, подрабатывает с утра и до 11 в отеле, затем в 13 у него автобус в один из близлежащих городков. Кокосовый бизнес приносит ему больше, чем зарплата садовника. Дети где-то пристроены, жена дома, мать недавно умерла. Его испанский впервые поставил меня на место на Кубе. До этого меня понимали все и я мог конструировать долгие фразы, понемногу участвовать в диалогах. Язык садовника был именно кубинским, а не кастильским. Всё то, о чём я читал про диалект перед поездкой обрушилось на меня из его уст. Я почти его не понимал и очень оттого расстраивался. Неспешные истории его, пояснения, рисование палкой на песке, как мне казалось, куда важнее, чем всё о чём говорят официанты, повара и люди ресепшн. Редукция «с», священной испанской буквы, убила наповал. Даже Москва у него была «Моку». Честно говоря, только числительные у него выходили похожими на тот испанский, что поселился у меня. Кубинский диалект не встретился мне более нигде, но появился у самого интересного человека острова. Его взгляд в даль волн, что-то про нежелание жить в Майями, про наркотики в тамошних школах, про участие в войне в Никарагуа, про дочь на фабрике игрушек. Мне приходилось додумывать. Этот старик-атлет мало спрашивал, просто чем-то делился со мной. Подмечал простые вещи, вроде того, что мне нравится больше плавать, чем загорать. У него был простой красивый день. И мне повезло наблюдать за этим. Рано утром он мёл бетонные дорожки огромной сухой веткой пальмы, держал её одной рукой и махал с большой амплитудой. Затем он что-то резал в густых посадках, потом приносил трёхлитровые кокосы и ждал гостей. Переодевался и отдыхал как всамделишный немец или канадец, кролем уплывал к горизонту. Объяснял мне что-то про жизнь и уезжал на автобусе до завтра. По выходным не работал. Иногда мы просто сидели рядом. Я уставал от того, что он меня плохо понимает и только слушал, догадывался о сути его рассказа. За всё время я не видел, чтобы он разговаривал с кем-то кроме меня. Он ни разу не попался менеджеру в белой рубашке и двух масках на лице. При мне мужчина никогда не пил, не ел и не держал денег, не носил маску. Не простились. Садовник остался с океаном, может быть встретил нового слушателя. Мне остаётся вспоминать простые вещи, что он говорил. Про то, что на Кубе нет ядовитых змей и насекомых, про хорошую погоду, далёкую Моку.
