– М-мя… со… – захлёбываясь льющимися через край слюнями, прохрипел он и медленно потянулся рукой к морде тварины. – М-мясо… м-мясо…
Тварина оказалась не из пугливых и даже ласково ткнулась мордой в приближавшуюся раскрытую ладонь. Это её и погубило. Невесомо коснувшись подушечками пальцев жёсткой шерсти, он цепко схватил тварину за вытянутый нос и рывком подтянул ко рту, после чего безжалостно впился зубами в прохладный влажный кончик. Она сдавленно пискнула и начала брыкаться, но его хватка была поистине стальной и крепчала тем сильнее, чем больше он упивался её кровью и плотью. Когда же от носа остался только голый скелет, он повалил агонизирующую жертву на землю и принялся остервенело рвать руками волосатое тулово, с ненасытной жадностью проглатывая выдранные куски и чувствуя, как в тело возвращается жизнь. Внутренняя сила просто била ключом. Причём как в переносном, так и в буквальном смыслах. Армейская экипировка трещала по швам, не выдерживая множившейся мощи растущих на глазах мышц. К тому моменту, как от тварины остались лишь одни обглоданные кости, он вымахал до двух метров в росте и столько же в ширину. Однако это было не самым удивительным во всей этой ненормальной ситуации. Его сломанные ноги и раздробленные рёбра чудесным образом полностью восстановились! И лишь горестные завывания загнанной в угол костяной темницы души омрачали это чудо.
«Что же ты надел?Как посмел обойтись столь жестоко с живым существом? – вопросила она, обливаясь горькими слезами. – Как мог ты так легко отбросить свою человечность?!»
«Ты, ты убийца! – зло кричала она из своей клетки. – Нет, ты даже хуже! Ты самый настоящий мясник! Слышишь?! Проклятый мясник!» …
– Да, – согласно кивнул навалившимся воспоминаниям Мясник, – всё именно так. Следовательно, это, – он убрал револьвер от виска и наградил его брезгливым взглядом, – мне ни к чему. Не зачем мясо порохом портить.
Мясник отстегнул барабан, вытащил пулю и отложил её на край тумбочки. Затем чуть пригнулся, запустил левую руку в зазор между капсулой и полом, немного пошерудил в тамошней темноте и извлёк здоровый самодельный тесак с остро заточенным лезвием, чья ослепительно белая полоса резко контрастировала с неприглядного вида ржавым замызганным обухом.
– Вот это много лучше, – довольно протянул он, полюбовно проведя большим пальцем по острию, которое тут же покраснело от заструившейся по нему крови, а после, замахнувшись, без малейших усилий перерубил пулю надвое, добавляя на поверхность тумбочки новую борозду. И на сей раз последнюю.
