Но это были еще цветочки. Взгляд Диафрагма скользнул в другую сторону. Там пудрила щечки девушка в абсолютно другом платье – сотканном практически из полупрозрачной серебристой ткани так, что просвечивали ноги и не только. Благо, экстравагантный кутюрье додумался добавить к наряду дополнительные элементы, иначе бы из-под него было видно все тело. В районе груди он как-то даже перестарался – тут платье слишком сильно выпирало вперед и как-то странно светилось…
– Оно что, светится? – не выдержал Шляпс, снимая сумку и ставя ее на стул.
– О! Да-да, конечно-конечно! Я рад, что вы заметили. Купил в алхимической лавке пару веществ, которые отражают свет, и нанес на специальные подкладки – ничего особенного! Кстати, они сказали мне, что делают эти штуки из рыб…
– И к чему такой… акцент?
– Ну, это самое вызывающее платье из всей коллекции! Понимаете, чтобы можно было надеть на первое свидание, и эффект был…
Бальзаме Чернокниг полез в подвалы памяти за длинным прилагательным.
– Да, я догадываюсь, – перебил Диафрагм.
– Но, на самом деле, это еще и пик всей коллекции. Понимаете, это платье – это чистый сон!
– Не совсем вас понимаю, – Шляпс даже не смотрел на кутюрье, а просто возился с сумкой.
– Нет, это действительно-действительно сон! В прямом смысле. Ну посмотрите – сверкающий и тонкий, с элементами, которые в общей композиции не поддаются объяснению – вытянутая область груди, огромный ободок полумесяцем над головой и черные каблуки – хотя черный здесь совсем не к месту! Понимаете, в этом вся и задумка – платье такое же понятно-непонятно-абстрактное, как любой сон…
Шляпс боялся даже представить, какие костюмы придумывает Бальзаме для мужчин. Но, к облегчению, вокруг копошились только девушки.
Наконец, кожаная сумка опустела, и Бальзаме разглядел на стуле…
С его точки зрения, какую-то полную безвкусицу.
Там лежало некоторое подобие бронзовой металлической коробки средних размеров, к которой был привинчен широкий цилиндр. С другой стороны коробки располагалось небольшое окошко, а сверху торчала маленькая воронка.
Рядом стопочкой лежали толстые, похожие на стеклянные, пластины – но только затемненные, отдающие зеленоватым оттенком, совсем не прозрачные, а мутные.
– Я думал, это выглядит как-то симпатичнее… – огорчился Бальзаме.
– К чему тут лишняя красота, – Шляпс, все это время просидевший на корточках, наконец пристально уставился на хозяина дома. Сначала мужчина выдержал паузу. – Ну?
