– Вы читали мое досье, знаете обо мне все, все сложили и сделали свои выводы. Этой выходкой, признаю, дурацкой, я лишь усугубил свое положение.
– Вы поехавший, Поуп, да.
– Может, не настолько, как вы думаете. Только чувствуя скорость, тепло руля, этот сумасшедший ветер… Как же вам объяснить, впервые за долгие годы существования, логически выстроенного, обеспеченного и удовлетворявшего мои потребности, я отпустил тормоза, но при этом держал все под контролем. Каждый прожитый миг, начиная с активации аварийного управления и заканчивая этой минутой, принадлежал только мне. Я владел им полностью, упивался этим, зная, что куда бы ни привела меня дорога, я никогда не пожалею.
Мелоди устало прикрыла глаза рукой и отвернулась.
– Вы говорите, этот человек, Мессия, террорист. А я так не считаю. Он всего лишь открывает наши наглухо зажмуренные глаза, чтобы показать, кем мы были и кем могли бы быть, если бы не отвернулись от самих себя. Это тупик, Мелоди. Мы отказались от чувствительности, боясь оказаться непонятыми, уязвимыми. Наши предки возвели вокруг себя невидимые хитиновые панцири, чтобы никто не мог больше причинить им боль, но и этого оказалось мало. Они все, абсолютное большинство, голосовали за Реформацию, возводя личное решение каждого в статус нормы, закона, Конституции, в конце концов.
Капитан снова испытывала зияющую пустоту под ребрами. Сказывались болезненные отходняки после синта, положенные на пламенную речь Поупа. Не нужно было ей приходить сюда в таком состоянии, но сожалеть о сделанном – пустое занятие. И Мелоди продолжала слушать, вдавливая сжатый кулак в солнечное сплетение, будто это могло заткнуть незримую дыру.
– Миллионы людей, считая, что совершают благо, предали и были преданы. Теперь мы совершенны, – Поуп хмыкнул, – Никто не может причинить нам боль, только никто и ничто не может сделать нас по-настоящему счастливыми.
– Существует определенный допустимый предел…
– К черту, пределы. Мелоди, счастье – это не какой-то коэффициент удовлетворенности. Это сиюминутное озарение, вспышка, – он щелкнул пальцами, пытаясь достучаться до собеседницы. – Не испытав настоящей боли, как понять, что вот именно это оно и есть?
Незаметно коснувшись шрама на животе, Мелоди запрокинула голову к потолку. Ее сознание возвращалось к событиям прошлого – залитый кровью, ее и чужой, пол супермаркета, тела, нашпигованные свинцом, повсюду, Барри Антвуд с М4, как чертов ангел из Ада. После всего этого ее должны были отстранить от должности и выдворить из отдела. Есть вещи, что можно запихнуть куда поглубже, в самый дальний угол памяти и не вынимать никогда, но они не уходят бесследно. Это дерьмо оставляет отпечаток, шрам. Как пуля, что вынули из ее нутра. Мелоди продолжала хранить ее, как напоминание, что в любой миг все может полететь к чертям.
