Русский логос и «Третий Рим» | страница 14



. И хотя «Соборное уложение» 1649 г. (ст. ст. 6-10 главы II) специально оговаривает недопустимость этой практики31, а еще ранее царь Василий Шуйский прямо писал, что «всякого человека, не осудя истинным судом, смерти не предавать, вотчин, дворов и животов у братии его, у жен и детей не отнимать, если они с ним в мысли не были, если они с ним в этой вине не виновны», она продолжалась еще долгое время.

Наконец, существовало наказание в форме групповой поголовной ответственности по процентам, за убийство должностного лица, неуплату налогов и т.д., когда наказанию подвергался каждый десятый или даже каждый пятый из определенной группы32.

И, возможно, не так уж и не прав был К.Н. Леонтьев, писавший более 130 лет назад: «Род наших пороков таков, что равноправная легальность едва ли у нас привьется…»33.

IV

О русском человеке можно многое сказать. Что он – чрезвычайно стоек, легок к самопожертвованию ради ближнего и высокой идеи, но вполне способен разменять жизнь на пустяки и вовсе не дорожит ею («жизнь – копейка!»), как своей, так и чужой, смиренен по отношению к властям, но не лишен и бунтарского духа, который часто выдается за стремление обеспечить торжество справедливости хотя бы и путем ломки существующего порядка, склонен к коллективистским формам бытия (не индивидуалист, одним словом), но едва ли может считаться умелым организатором общественного быта, добр и незлопамятен, но иногда жесток до невероятности, непрактичен и наивен, но если практичен – то до ничтожных мелочей, консервативен до ретроградности и уже потому, хотя бы, религиозен. Иными словами, он весь соткан из крайностей: в одних случаях – фаталист, в других – активен до полного отрицания своего прошлого и настоящего во имя счастливого будущего («мы наш, мы новый мир построим…»). Если верит в Бога – то до святости, аналогов которой трудно найти вовне, а разуверился – так до неистового безбожия, вводящего в изумление даже бесов.

Едва ли все это следует отнести к каким-то врожденным чертам характера, скорее следует согласиться с тем, что русское «единство крайностей» обусловлено другой причиной, о которой говорил некогда С.С. Глаголев (1865-1937): «Наш народ ни на чем исторически не воспитался, у него нет глубоких и крепких навыков»34. И действительно, укорененной в народе многовековой культурой мы едва ли может похвастаться.

Уже не один год автора этих строк занимает неприятный вопрос: в силу каких причин наш человек, попадая на постоянное место жительства за границу, максимум во втором поколении