22 декабря 1880 года, среда, утро, Дмитриевское военное училище, Москва
Щедрый Белов не поленился разбудить Корсакова в 6:30 утра и принести ему персональный завтрак. Обрадованный Владимир с нежностью оглядывал тарелки с кашей и яичницей, готовый бросится на шею каптенармусу.
– Ну вы умеете порадовать! Слушайте, а как зовут-то вас, вахмистр? – поинтересовался Корсаков.
– Богдан Юрьевич, – усмехнулся дюжий гвардеец. – Только меня так все равно никто не называет, да и вам нечего, вашбродь.
Владимир, который в графском достоинстве был все-таки «светлостью», решил внимания на это не обращать.
– А чего так?
– Дык нет у меня отца, – просто ответил Белов. – Нашли на крыльце приюта в Юрьев день в белую простыню завернутым. Вот и назвали.
– Ну да, Юрьевич, Богом данный. Сочувствую!
– Да чего уж там! Мы привычные! – отмахнулся каптенармус.
– Слушайте, вы же всех тут знаете, вахмистр, – продолжил распросы Владимир. – Что можете рассказать про оставшихся на каникулы юнкеров?
– Это вам к доктору надо, или к полковнику, – покачал головой Белов. – Я-то здесь, почитай, второй год только.
– Зато мужик головастый и ответственный, – не отставал Корсаков. – Я же их вообще в первый раз увижу, так что вы уж точно лучше меня знаете.
– Ну, – задумался вахмистр. – Ребята нездешние, поступали из разных городов, поэтому и не разъехались по домам. Они все первогодки, «молодые», как принято говорить. Кроме одного, юнкера Зернова. Этот у них «майор».
– Майор? – не понял Корсаков.
– Ну, оставшийся на второй год за неуспеваемость. У них это, почитай, за доблесть сойдет. Вы его остерегайтесь – злобный он мальчишка, прости Господи, злой и хитрый, что твоя змея. У начальства на хорошем счету, хоть и второгодник, но своих «зверей» мучить любит. Дежурные офицеры знают, конечно, считают, что так он других ребятишек муштрует, и им это на пользу. Так говорят. Молодые его недолюбливают, конечно, но слова поперек сказать боятся, так что он ими верховодит.
Без двух минут восемь, Корсаков со стопкой книг подмышкой вошел в учебный класс. Стены аудитории были убраны деревянными панелями. На крючках висели многочисленные карты сражений и военных кампаний. Дальнюю стену закрывал массивный шкаф, набитый книгами и документами. Помещение было достаточно большим чтобы разместить до ста учащихся, поэтому оставшаяся на каникулы пятерка юнкеров выглядела в нем сиротливо. Четверо будущих офицеров шептались в кружке о чем-то своем, оставшийся сидел чуть в стороне и с ленивым интересом рассматривал учителя. Одеты они были в простые шинели из темно-зеленого сукна, шаровары и высокие сапоги.
