– Благодарю за ваши знания, Алексей Юрьевич, – уважительно кивнул Корсаков.
– Да что вы! – смущенно махнул рукой врач. – А теперь, если вас не затруднит, давайте покинем кабинет. Николай Сергеевич послал за вами и будет страшно сердит, если я не смогу уговорить вас уйти. Вы же увидели все, что хотели?
Корсаков еще раз внимательно обвел глазами кабинет, но не встретил ничего, за что бы мог зацепиться взгляд. Он переглянулся с Постольским, однако жандарм только пожал плечами.
– Да, конечно, пойдемте, – согласился Владимир. Перед выходом на глаза ему попался перевернутый дагерротип на столе. Пока Красовский возился с ключом, Корсаков поднял рамку и бегло осмотрел изображение. С фотографии на него смотрели четыре офицера в парадной униформе середины века. В центре гордо возвышался человек-гора, очевидно – Сердецкий, тогда еще полковник. Справа и слева от него безошибочно угадывались два человека, которые встретили их в училище – Панин и Красовский, тоже молодые, и ниже по чину. Четвертый офицер стоял чуть поодаль, с задумчивой улыбкой на губах. На секунду перед глазами Владимира эта сцена ожила – троица смеется, пытаясь принять сколь возможно солидные позы перед фотоаппаратом, Сердецкий машет рукой стоящему поодаль молчаливому другу. Тот качает головой. К полковнику присоединяются его спутники и буквально вталкивают четвертого в кадр. Видение кончилось. Корсаков положил дагерротип на место и поспешил покинуть кабинет.
21 декабря 1880 года, вторник, день, Дмитриевское военное училище, Москва
– Я буду с вами предельно откровенным, – отчеканил Панин. Они находились на квартире командира эскадрона, рядом с дежуркой. Обставлена она была с показной скромностью и спартанством, от безукоризненно заправленной кровати до скрещенных под идеальным углом трофейных турецких сабель на стене. Помимо полковника, Постольского и Корсакова в кабинете присутствовал только доктор Красовский, смущенно переминавшийся с ноги на ногу за спиной Панина.
– В иных обстоятельствах, я бы не потерпел тайное дознание в стенах училища, – продолжил командир эскадрона. – Более того, будь моя воля – я бы приказал дежурному офицеру вышвырнуть вас на плац и гнать пешком обратно до вокзала…
– Но мы с вами прекрасно знаем, что на это не ваша воля! – оборвал тираду Корсаков, порядком уставший от полковничьего высокомерия. – Вы, насколько мне известно, получили приказ оказать нам всяческое содействие в установлении истинных обстоятельств гибели генерала Сердецкого. Посему, пусть я и не могу рассчитывать на вашу вежливость и гостеприимство, вы обязаны это содействие мне оказать. Не думайте, что мне хочется находится в вашем училище больше, чем вам хочется меня здесь терпеть. Так что в наших с вами общих интересах сделать так, чтобы я с превеликой скоростью исполнил свое поручение и избавил вас от своего общества. Мы договорились?
