Осторожно спускаемся по каменистой тропинке, чтобы, не дай Бог! не плеснуть из благословенных ведёрок. Вот и заросли. Приятно с жары войти в прохладную тень. Но вдруг близко и неожиданно раздаётся могучий рык, словно он поджидал нас за ближайшим кустом. Замерли. На цыпочках перешагиваем с камня на камень. Не услышал бы… Хочется бежать, прыгая по камням, но ведёрки! Бежать нельзя – расплещем драгоценную ношу. А мычание, кажется, ещё ближе, ближе, не услышал бы! Не упасть бы, выбраться бы из зарослей, там хоть тропинка ровная. Хотя, если он увидит нас на тропинке… Но там недалеко огородная ограда – переберёмся… Только в переулке между огородами переводим дух. Не услышал. Мычание удаляется и теряется, наконец, вовсе. Садимся у ограды в тени, прислонив драгоценные ведёрки к ногам и придерживая их всё ещё дрожащими руками.
Дома наши страхи оказались сполна вознаграждены: переливая пахту в свою кастрюлю, мы обнаруживаем вдруг два золотистого цвета комка с налипшей на них белой творожной крошкой. Два куска масла размером со средней величины яблоко. Наверняка это масло «не заметила», наливая нам пахту, наша Тася. С умилением вспоминаю тягучее нытьё Кольки: «Ма-а-ам-ка, маслишка, ма-ам-ка, маслиш-ка…»
Учебный год кончился как-то незаметно и непразднично. Сразу стало слишком много свободного времени – болтаюсь с ребятами по селу и окрестностям. Вот Юда позвал дойти до фельдшерского пункта, в гости к его сеструхе. Она уже взрослая, выучена в медсёстры и работает в фельдшерском пункте, живёт в своей комнате там же. Дождавшись, когда сеструха выйдет из комнаты, Юда оглядывается, вытаскивает с полки книгу акушерского руководства и с торжеством начинает показывать мне картинки. Я не разделяю его удовольствия, мне противно видеть эти картинки и противно даже подумать, что это имеет ко мне какое-то отношение. Нет, сегодня я лучше пойду один. Выхожу через дорогу к тропинке, ведущей на ближайшую сопку. Ту самую, по снежному склону которой бегали зимой волки. И тропинка та самая, на которой я осенью был бесславным джигитом. Наверху поворачиваю налево, чтобы взобраться на невысокую щербатую скалу у вершины сопки. Покоритель вершин. Долго рассматриваю село и нашу избу почти под ногами. А совсем под ногами невысокая скала с аккуратной площадкой на ней. Буквально тянет добраться до неё. Это и нетрудно, плитки под ногами так и скользят вниз, приглашая проехаться по их россыпи. С удовольствием карабкаюсь вдоль острия скалы, крупные камни сыпятся из-под ног и, набирая скорость, катятся вниз, высоко подпрыгивают и делают красивые дуги в воздухе. Ударяясь о скалы, издают звук выстрелов, затихающий далеко внизу. Солнце припекает, пора уходить. Разворачиваюсь с намерением подниматься назад и обнаруживаю, что это не получается – плитки под ногами скользят вместе со мной, приближаясь к обрыву. С ужасом осознаю себя в западне – снизу обрыв, а наверх не вылезти. Орать о помощи бесполезно – я не зимний волк, меня не услышат. Так, может, попробовать дрейфовать по стекающей россыпи в сторону, к скале. По ней вверх, а потом к другой, третьей. Скалы, как чешуя бронтозавра, состоят из непрочных плиток, но по ним можно карабкаться, иногда на животе. Выбрался. Сел на землю, свесил ноги вниз и откинулся назад. Глубоко дышу, солнце слепит залитые потом глаза. Перевернулся на живот, уткнулся лицом в сухой мох и зелёные розетки колючих наскальных репок. Вдыхается пыльный запах камня и душистых просохших трав.
