Мы сидели, свесив ноги в прозрачную бегущую воду арычка возле нашей избы, и спорили, иноходец ли Бодрый или нет. На Бодром только что проскакал мимо Васька Кривопалый, так что было о чём спорить. Лёха, как всегда, горячился и уже готов был в драку: «Не дрыщ-щи, по лбу дам, иноходец он, иноходец, сам ты не иноходец, тебе ж говорю, сам видел. Ну и что, что таперя не шёл иноходью, а тогда шёл, баран ты холщёный. А еш-шо чо ты не видел, суслик хренов, может, как твоя комолая спод быка шла?» Он уже перегнулся через мою голову, чтобы дать тумака Юде, когда над нами раздался звонкий голос: «Уже за кулаки, герои? А миром не обойдёмся? О чём спор?» Оглянулись, за нами быстро проходила Фаня. Мы засмущались, заулыбались, забормотали: «Да мы та-ак, мы без бою, мы за иноходца сцепились…» – «Ну-ну, вояки, а вы лучше вокруг посмотрите – денёк-то сегодня! Лето-то какое! Красота! Ну, бывайте, хлопцы». И она минула нас как лёгкий ветерок, и след её простыл за дверью правления, только зеленоватый блеск её больших глаз ещё мелькал то ли в воде нашего арыка, то ли в бледной зелени тополей. Спорить об иноходцах уже не хотелось. Я с удивлением посмотрел вокруг – в самом деле, почему я не заметил, что день сегодня такой удивительный?
Вскоре после этой встречи мама пришла из конторы с усталым и печальным лицом. Немного поговорив с нами о насущных делах, она после длинной паузы тихо сказала: «А знаете… знаете… Фаня погибла». Мы онемели. Потом я с трудом произнёс: «Не может, не может этого быть. Это неправда. Я её недавно видел». – «Нет, правда. Её убила молния. Два дня назад. Её в райцентр послали, со сводкой. Надо было пешком пройти между деревнями. В открытом поле. Началась гроза. Место открытое, высокое. В такие места и бьют молнии. Она одна шла». – «Так, может, и неправда, что убило? Кто видел? Может, не убило». – «Убило. Когда её хватились, пошли искать. Нашли уже холодную. Как увидели, думали – ещё живая, хотели помочь. Говорят, после удара надо зарывать в сырую землю – электричество уходит в землю. Но она была уже холодная, не помогло. Её так там и закопали, не знали, куда везти».
Ещё через пару дней наши эвакуированные куда-то уехали. Больше мы о них ничего не слышали.
Наконец-то волнующий день – Первое сентября! Идём на открытие учебного года втроём: мама, Люся и я. Школа от нас в получасе ходьбы: на всё той же улице два одноэтажных небольших дома, один для младших классов, другой для старших – третьих, четвёртых, там же учительская. Из входной двери попадаешь в большой коридор с окнами по сторонам и двумя дверями в классы. Парты в классе в два ряда – лицом к окну, у которого учительский стол и чёрная доска, ещё не измазанная мелом. Учительница, Нина Васильевна, оказалась совсем молодой, миролюбивой и доброжелательной. Она поделила между нами тетради – каждому по половинке, и карандаши – по трети простого, аккуратно заточенного карандаша. Она научила нас, как надо точить карандаш, чтобы его хватило подольше, и раздала нам по деревянной ручке с красивым металлическим пером. Химических чернил сейчас нет, поэтому каждому надо будет дома нажать в чернильницу свекольного сока. Им можно хорошо писать. А сейчас, пока нет чернил, будем писать на доске мелом. И мы по одному пошли к доске – вспоминать, как пишутся буквы. На улице к школе стал приближаться звонок и, пройдя в коридор, задребезжал радостно. Нина Васильевна отпустила нас, и мы ринулись в коридор как оглашенные. Там девчонки-первоклассницы, крепко сцепившись руками, уже завели хоровод:
