— Конечно, — согласилась Арианна. — Это вторая из многих заповедей, которые я учила.
— А какая была первой? — заинтересовался император.
— Первая гласила, что вольное либо невольное предательство будет немедленно изобличено и наказано по всей строгости. Меня даже заставили затвердить, что, каким бы мелким ни казалось мне нарушение установленных правил, оно может привести к катастрофе, и первым, кто пострадает от этого, буду я. А следом такое количество невинных людей, что… Словом, мне сумели-таки однажды объяснить, что непонимание не освобождает от ответственности.
— Ты и правда это чувствуешь? — спросил Ортон очень серьезно.
— Наверное. Если честно… — Арианна подошла к ложу, уселась на него с ногами и несколько раз подпрыгнула. — Если честно, то мои воспитательницы не сумели меня даже как следует запугать. Хотя очень старались. А знаешь, запуганное существо не всегда отвечает за свои поступки. Но потом мама сумела найти нужные слова и убедила меня, что не всегда получается делать то, что очень нравится, что даже самая счастливая, самая удавшаяся жизнь только наполовину состоит из радостей, а наполовину — из горя. И в этом есть свой великий смысл.
— Твоя мама — удивительная женщина, — тихо сказал Ортон.
— Да? Ты тоже так думаешь?! — радостно воскликнула принцесса. — Знаешь, Ортон, для меня очень важно то, что ты сейчас сказал… А какой была твоя мама? Я имею в виду, какой она была тебе матерью? У нас в картинной галерее висит ее портрет, но он написан, когда она была еще в моем возрасте. Очень красивая женщина.
Император отвернулся к окну:
— Не стоит говорить об этом. Я не очень хорошо ее помню: она долго болела, и меня редко пускали к ней. Она была хорошей, но очень печальной, хотя отец старался как мог. Наверное, ей было тяжело.
Арианна смотрела на него, широко открыв глаза:
— Но ведь у нее же был ты.
— Боюсь, ей этого было недостаточно.
Принцесса почувствовала, что тема неприятна молодому человеку, и постаралась незаметно сменить ее:
— Я еще не сказала спасибо, здесь очень красиво. Дома у меня не было таких прекрасных покоев. Замок Майнингенов вообще довольно мрачный, а в моих комнатах и подавно было мало красивых вещей.
— Но почему?
— Чтобы не баловать меня. Я должна стать императрицей, и отец долго готовил меня к тому, что считал самым важным в моей жизни, забывая о мелочах, какими бы приятными они ни казались мне самой. — Она покраснела и заговорила быстро и невпопад: — Я… я не представляла, что ты такой — такой простой и свой, и добрый. Я всегда думала, что император Роана — это кто-то очень недоступный, страшный и жестокий.
