Когда прибыли они во дворец да освежились с дороги, Заноза и пригорюнилась. Всё оттого, что приставили к ней горничную – девицу тихую, угрюмую, но ужас какую привязчивую. И звали-то её по-дурацки: Ворлалия. И по-тарийски-то она говорила с горем пополам. Хотела Заноза сапоги снять – горничная тут как тут:
– Дозвольте помочь, ваша милость.
Заноза головой покачала, дескать, не тронь! Потом, правда, горничная ей и платье помогла расшнуровать, и ванну приготовила. Сидит Заноза в ванне думает: «Не ровен час привыкну к такому роскошеству, как в казарме жить буду?!» А горничная знай себе воду горячую подливает. Заноза разомлела, чуток покемарила. Думала прикорнуть до вечера – не тут-то было. Велят собираться в столовую: королева желает с ней трапезничать. Делать нечего, надо топать.
Тут-то атласные туфельки и пригодились. Заноза ещё перед отъездом наслушалась наставлений про придворный этикет и всякую чепуху. Половину, правда, мимо ушей пропустила, но платья – чтоб не перепутать, куда какое – цифрами пометила. Тёмно зелёное, серое и коричневое были для корабля. Портной (тот самый, что булавкой её уколол) так и сказал:
– Это, сударыня, дорожные платья. К ним украшений не полагается.
Теперь настал черёд платья номер четыре. Это Занозе больше всего нравилось: тоненькое, лёгкое, как паутинка, из голубого ливарийского сукна. Под платье надевалась рубаха. Заноза как рубаху эту натянула, так чуть не запищала от удовольствия. Рубаха-то была не из какого-то стираного льна – из чистейшего батиста. На груди – кружева, и по подолу, и на манжетах. Никогда прежде Заноза такой красоты не нашивала. Да, по правде сказать, и не видала. Когда она ещё девчонкой была, мать отцу не велела её баловать. Да тот не больно-то и стремился. А как выросла, тут уж совсем другое житьё началось. Платья и сорочки ей стали без надобности.
Горничная хотела и дальше её наряжать, да Заноза не позволила. Порылась в шкатулке и отыскала цепочку с красивым камешком. Камешек был необыкновенный: то белым отливал, то голубым, то розовым. Это ей Витас дал перед отъездом. Прямо со своей королевской шеи снял.
– Носи, – говорит, – Бурбелла. Это будет напоминать тебе о доме.
Тут он, положим, хватил, потому как никакого дома у Занозы и в помине не было. А только камешек ей страсть как понравился. И к платью подошёл, как нарочно.
За обедом Заноза помалкивала да в тарелку глядела. А королева всё больше племянницей интересовалась. Лайда надулась, как индюк, жеманничает, кривляется. Хочет, стало быть, тётушке угодить. Ну, да и пусть её!
