Встала. Споткнулась о Ладу, затем – о тапки, которые она перетащила на середину комнаты (обслюнявила, зар-раза!). Выползла в коридор. Кошки грохнули Оксанину коробку со шкафа – а саму Оксану, кажется, это нисколько не волновало, она даже не вышла посмотреть, что случилось. Какие-то бусинки, книжки, карандаши – все растеклись яркой волной по полу. Нарушители спокойствия скрылись, оторвать голову было некому, и я стала собирать Оксанино барахло. Что со мной? Полседьмого утра, я сижу на полу в чужой квартире с драными обоями и занозистыми половицами и собираю чужие вещи в пыльную коробку.
Я точно знала, как должно было быть. Я за рулем красивой машины – типично женской, красненькой и шустрой. В детском кресле на заднем ряду спит пухлый младенец со смешно приоткрытым ротиком. Впереди – километры сияющих золотом подсолнуховых полей до горизонта, рядом на пассажирском сидении… А кто там, рядом? Да и надо ли об этом думать? Все равно я сижу здесь, ноги царапает сквозняк, на верхнем этаже чьи-то дети играют в догонялки, и от их топота с потолка с легким лиственным шелестом облетает штукатурка. Очень хотелось себя пожалеть, но чему бы это помогло?
В квартире разворачивалась жизнь. Оксана двадцатый раз пела под гитару одну и ту же фразу на разные лады, пытаясь выбрать самый удачный вариант, Лада утащила у меня один из карандашей и уже размолола его на мелкие кусочки, а Барбос принес мне свою миску, и глаза его показывали всю глубину его голодного страдания. Дурдом. Я кинула в коробку последнюю книжку, водрузила все обратно на шкаф (коробка опять оттуда грохнется – наплевать) и направилась на кухню: кофе, кофе и еще раз кофе.
Мой божественный напиток расплывался будоражащим ароматом по кухне, и все становилось на свои места. До тех пор, пока в коридоре что-то не обрушилось снова (ооо, ну что за дурдом?!). Бросилась туда (споткнулась о Барбоса), услышала в сотый раз первый куплет песни про любовницу пирата в исполнении Оксаны и успела отловить мелкую пакостницу, замотанную в шарф наподобие мумии (уронила вешалку – ну что за свинья?). Пока я распутывала мумию, на кухне печальным протяжным шипением напомнил о себе убежавший кофе. Пришлось с мумией наперевес ринуться на кухню, наступить на ухо Барбосу (да дурдом же!) и спровадить кофе в раковину. Кошка у меня в руках тихо подвывала из-под шарфа. Все хорошо, все хорошо, все хорошо… твою мать!
Оксана наконец-то оставила пиратскую любовь в покое и скрылась в душе – как всегда, безнадежно надолго. Мои шансы помыться и никуда не опоздать равнялись нулю, поэтому оставалось только ополоснуть лицо на кухне, кое-как пристроить обратно вешалку, прихватить с собой Ладу и отправиться в увлекательное путешествие за какой-нибудь машинкой – пусть не женской, не красненькой и изрядно ржавой, зато своей.
