– Я все исправлю, я все вымету, отмою и запеку, Лушенька, голубушка ты моя! – трагически обещал Трифон.
– Запечет он! Пекарь окаянный! Сама как-нибудь. Веник в углу, тряпки в ящике, ведро отхожее под раковиной. Принимайся, хватит языком молоть, -припечатала домовиха.
За считанные минуты Трифон вымел весь сор и мух, отскреб орешки от плитки и да – выкинул в мусор пыльную уставшую орхидею. Сарафан выкинуть рука не поднялась. И домовой аккуратно повесил его на рукоятку швабры, стоявшей в углу. Лукерья все ругалась шепотом и спасала выпечку.
Закончив, Трифон нашел отвалившуюся решетку и поплелся с нею наверх, обратно домой, зализывать раны и получать нагоняй за цветок. Решив как-то проститься с домовихой, он пробормотал:
– Лушенька, я ж…это…подарить хотел, ты не подумай…
– Уж подарил, так подарил, вон полна помойка подарков-то! – разочарованно заключила Лукерья.
Трифон еще тише пролепетал:
– До свиданьица…и покорнейше…
– Ой, да иди уже, не злюся я. Створку прислони, не шибко только, а то опять пылюки нападает, – проводила его домовиха.
С совершенно разбитым сердцем Трифон Захарыч отправился восвояси. И до вечера сидел на пылесосе в зеркальном шкафу, сначала читал, а потом слушал, как Глафира отчитывает дочь за сломанную орхидею и слабые оправдания Арины, что цветок был необходим для домашнего задания.
Вылез из укрытия домовой только, когда совсем стемнело, а там уже злющая Аришка с претензиями:
– Явился?! Спасибо, удружил! Мама так расстроилась, я в глаза ей даже боялась посмотреть.
– Чего боялась? Это ж не ты испортила растение. – грустно ответил Трифон
– Ну. Конечно! Надо было правду и сказать. Мам, это не я, это наш домовой влюбился, пошел на свидание, а лучшего букета не нашел. Так?! – злилась девчонка.
Захарыч грустно сказал:
– Не было никакого свидания. И нет теперь у меня возлюбленной. Я все испортил. Больше она не придет.
Как ни пыталась успокоить его Аришка, все было без толку. Апатия и грусть накрыли домового с головой.
Ночью он не спал, слонялся по квартире и зашел на балкон. Тяжело вздохнув, Трифон начал потихоньку раскачиваться в кресле-качалке, где любил пить чай Александр Иванович. На дворе было тихо, светила полная луна, похожая на желтый блин. Ее мягкий ласковый свет понемногу успокаивал несчастного влюбленного, и он даже слегка задремал.
Вдруг сверху послышался шорох, и в приоткрытом окне балкона Трифон заметил чью-то маленькую фигурку. В мягком лунном сиянии показалась Лукерья Савишна в новом сине-розовом сарафане, сверкавшем стразами и каменьями. Она была восхитительна.
