– А что страшного-то? – удивился вспышке друга Кузнецов. – Нормальные, спокойные люди. Ответственные даже, работают. Семьи у всех, дети вот даже.
– У меня нет детей, – сказал вдруг Сорокин. – У тебя, кстати, тоже. Я даже подумываю, что ни у кого их нет.
– Как же нет. На улице постоянно кто-то играет, смеется. Начальник часто не к месту хвастается фотографиями семьи. Да и у меня, похоже, скоро будет.
Кузнецов отложил вилку и грустно вздохнул:
– Хотя, честно говоря, я не уверен, что готов. Но жена вдруг стала про это говорить. Твоя тоже тебе намекает про это?
– Нет, – пожал плечами Игорь. – Мы с ней почти и не разговариваем. Она мне вообще, кажется какой-то безразличной ко всему. Словно она тоже машина.
– Ты, кажется, помешался на роботах, – усмехнулся Кузнецов. – Может, действительно, реабилитация в твоем случае – не такой уж плохой вариант.
– Я не псих! – вдруг снова вспылил Игорь, резко поднявшись из-за стола, отчего его тарелка с бифштексом полетела на пол.
Раздался звон битого стекла, и Кузнецов почувствовал, как все взгляды в столовой обратились на них.
– Тише ты. Я вовсе и не считаю тебя психом. Просто, похоже, тебе действительно нужен отдых, разрядка. Не обязательно реабилитация. Возьми выходной за свой счет, съезди куда-нибудь или дома побудь, отдохни.
– Наверное, ты прав, – быстро успокаиваясь, сказал Сорокин. – Просто нервы.
Игорь сел на свой стул, и Кузнецов с облегчением ощутил, что на них перестали обращать внимание.
– Нервы. Гильотина еще эта чертова.
– Я уверен, ты быстро с ней справишься, а потом займешься действительно чем-то стоящим.
– Надеюсь, – неуверенно кивнул Сорокин. – Дети, говоришь? – вспомнил он.
– Вот что действительно заставляет нервничать, – сказал Кузнецов.
– А что, дети – это интересно, – Игорь внезапно улыбнулся. – Говорят, появляется смысл.
– Смыл чего?
– Продолжать жить.
Больше за обедом они не разговаривали. Сорокин заказал себе новый бифштекс, а Кузнецов доел рис и отправился на рабочее место, оставив приятеля в мрачном раздумье. Сам он так и не решил – хочет ли он детей. Он понимал концепцию: забота, ответственность, любовь – все это действительно должно было подарить смысл жизни. Но его смущало то обстоятельство, что жизнь, которую предполагалось наполнить разумным основанием, он еще совсем и не знал.
