– Так и закончилось ваше увлечение?
– Именно. Зато я вынесла немаловажный факт – за красивой картинкой не всегда скрывается приятное нутро.
И посмотрела Ефиму прямо в глаза. Даже чуть притормозила. Только сейчас поняла, что и кому сказала.
Нас разделяло расстояние в шаг и сотни падающих снежинок, которые словно застыли между нами.
Нас разделяла бездна недосказанности, недомолвок. Ну и тайна. Какой же красивый, преимущественно молчаливый мужик, да и без тайны? Непорядок.
Это и отталкивало, и притягивало.
Я сбросила наваждение, смогла оторваться от колдовской синевы его взгляда. Подняла голову вверх, ловя губами снежинки. Они капельками таяли на губах, ресницах, но холода я все равно не ощущала.
– Идем? – спросила я.
Казалось, будто сосед не слышал моего обращения. Он смотрел на меня с непонятной злостью. Прищурил свои глазюки, сжал губы и буравил взглядом. Неужто так задели мои слова?
И все же он оттаял, ледяная корочка в глазах треснула, и Ефим кивнул.
Дальше что-либо рассказывать он мне не дал.
– Холодно. Наглотаешься морозного воздуха еще.
Так мы и перешли на «ты». Так своеобразно он выразил свою заботу. А может надоела моя болтовня? Но зачем тогда сам спрашивал?
Сегодня бродили мы не так долго.
Ефим все также выискивал глазами что-то неведомое мне, на вопросы, что ему нужно, не отвечал и упорно водил меня по окрестностям. Я даже встретила своего преподавателя по художке. Ирина Владимировна узнала меня и принялась расспрашивать, как дела. И пока сосед бродил, я с удовольствием пообщалась. А после он аккуратно сцапал меня за локоть и бросил Ирине Владимировне:
– Простите, мы торопимся. Всего доброго.
В глазах преподавательницы застыл укор: «А говорила, что не замужем». Не упоминать же, что я этого типа в третий раз в жизни вижу!
– И что это было? – недовольно поинтересовалась я.
– Пора греться. – Ответ был невозмутимым.
Мы вернулись ко вчерашнему кафе. Только в этот раз, помимо чая, меня все же вынудили и поесть.
В тепле меня вновь разморило, я даже подобрела.
Ефим все же решил порасспрашивать меня. Только теперь уже о художке. Он почему-то не верил в мои способности.
– Ах так! – заявила я.
И достала из сумки ручку. На салфетке за пять минут набросала его портрет. Сходство было очевидным. Но вот души в рисунке не было – лишь четкие, аккуратные линии. Но не живые. Сложно это объяснить. Но я вдоволь нагляделась на работы других ребят, что учились со мной. Некоторые из них могли двумя штрихами передать движение воздуха, дрожащего в жару. Они действительно могли оживлять свои картины и даже просто наброски. У меня же получалось сухо, уныло. И от этого скучно.
