Человек, заживо насаженный на кол, слившийся с ним до единого целого, издавал ртом гласные звуки, роняя на пах кровавую слюну.
–Эээээээ…. Ааааааа…. Ыыыыыыы… – слышал Ларинцев.
Лицо несчастного исказилось от боли, нижняя челюсть свисала до кадыка, помутневшие глаза взывали к профессору, а коротко стриженный ежик волос теперь не казался зловеще-разбойничьим.
– Ох матушки, матушки! – залепетал профессор, пораженный немыслимым зрелищем, Николай Васильевич не сразу заметил вторую фигуру, оставленную в дверях.
Второму брату повезло больше – когда его обнаружил профессор, он уже оказался мертв, – «не просто мертв, а разорван на части», – шепнул голосок в голове у ученого. Торс прилизанного возвышался над колом, – особой фантазией злодеи не хвастались, руки и ноги изувеченного трупа, выдранные с мясом из плоти и кожи, крепились к тулову в неестественных местах: изуродованные ноги свисали с предплечий, но безумный скульптор не ограничился этим, вывернув наружу лодыжки убитого, с перекрученными, вывернутыми наизнанку ладонями, из живота несчастного выступали руки. Подобно уродливым, грязным клипсам, указательные пальцы воткнуты в уши, удерживали голову носом вниз. Два окровавленных, ржавых болта, смотрящих на мир из пустых глазниц и беззубый рот в нелепой улыбке, завершали безумную фантасмагорию картины.
– Лишусь чувств или вывернет, – понял Ларинцев, ощущая, как тугой ком подкатывает к горлу, а по груди разливается тупое, щемящее тепло.
К счастью, не случилось ни первого, ни второго, профессора отвлек посторонний шум.
– Николай! Николай, вы меня слышите?
Профессор медленно огляделся по сторонам, только теперь понимая, что представляет собой легкую мишень и может запросто разделить судьбу несчастного. Он не сразу заметил, что из темноты подземной стоянки выглядывает мужчина и призывно машет руками, обращаясь, видимо, непосредственно к нему.
– Николай, вы меня слышите?
Все еще борясь с подступающим к горлу комом, Ларинцев не решился открывать рот, кивнув в знак согласия незнакомому мужчине.
– Идите сюда, Николай! Они могут вернуться, нам нужно бежать!
Незнакомец махал обеими руками, подзывая к себе ошалевшего профессора, говоря полушепотом, что им нужно ускориться. И только подойдя вплотную к мужчине, Ларинцев понял, что это их дед.
– Николай, вы что, совершенно не узнаете меня? Это же я – Виктор!
Ларинцев молчал, рассматривая старика. От его опрятности теперь осталось не многое: выдранный с корнем кусок бороды, и выбитые кем-то передние зубы, не говоря о порванных брюках и грязной рубашке, поверх которой старик нацепил поношенный ватник.
