Старший брат, на которого старик указывал перстом, отполз на заднице, забившись в угол, затравленно озираясь по сторонам и непрерывно поглаживая и без того прилизанный чуб. Второй брат, отведавший локтя, отодвинулся подальше, не предпринимая попыток помочь ближнему, – «распалось наше братство мушкетеров!», – подумал Ларинцев и неожиданно для всех рассмеялся вслух. Ему на плечо легла мозолистая сильная ладонь, она не сильно сжало предплечье, но в этой предостерегающей дружеской хватке Николай Васильевич уловил непреклонную, сильную волю.
– «Да ладно, дед! Я за него не полезу!», – подумал Ларинцев и в который раз удивился произошедшей перемене внутреннего Я.
– Куда? За что? Не пойду! – запротестовал, вскочив на ноги, старший брат с зализанным чубом.
– Ага! Нам и обвинений-то до сих пор не предъявили! – осторожно ввернул второй брат, по-прежнему не делавший попыток прийти на помощь.
– Как на предъявили? – оживился старик, снова показавшийся профессору похожим на зека, – Сергей Сергеевич, так предъявите обвинение!
Он стоял боком к братьям, заслоненный четверыми охранниками и только профессор смог увидеть, что в руке тот сжимает шприц.
– Ах обвинение, – с улыбкой переспорил самый молодой из четверых охранников, и без замаха, но резко ударил прилизанного кулаком под дых. Старший со шприцом в руке подошел на шаг и замер, не успев сделать укола.
– Ну и за каким чертом, Серега? – укоризненно спросил он у охранника, намекая на шприц.
В его манере держаться и разговаривать, Николай Васильевич отчетливо увидел равного себе – человека, скорей из профессорской среды, нежели бывшего заключенного или охранника.
Обмякшего, задыхающегося мужчину поволокли в сторону открывающейся двери. Усадили на кресло и туго застегнули ремнями, после чего седовласый старший сделал ему успокоительный укол. Прилизанный дернулся и расслабленно замер.
– На этот раз все должно сработать, – непонятно к кому обращаясь сказал седовласый дед, наблюдая, как массивная дверь отгораживает тесную комнату от остального мира.
– «А если и с ним случится тоже самое, что случилось со спортсменом?», – подумал профессор, с ужасом понимая, что они не знали даже имени несчастного человека.
…
– Андрюх, Андрюха, ты как там, живой? – молотил в запертую дверь оставшийся брат.
За массивной дверью стояла полная тишина, как, впрочем, и за второй металлической, но тоньше. Старик с охраной ушли, оставив заключенных терзаться страхами и сомненьями. «Кто мы теперь и, кто эти люди?», – подумал профессор, размышляя над ситуацией. В том, что их доставила сюда не полиция, профессор Ларинцев больше не сомневался. Не могут действовать подобным образом настоящие сотрудники правоохранительных органов, не должны действовать! Да и над второй странной комнатой предстояло поразмыслить серьезней. Настоящая гермодверь, да еще и с кодовым замком – дорогая, наверное, штука, обычным бандитам такое без надобности. А с другой стороны, кто и для какой цели так надежно опечатал простую тесную комнату? Возможно, из соседней комнаты есть еще один скрытый выход, через который, вероятно, уже проникли сообщники бандитов и теперь забирают бесчувственное тело Андрея. Но, опять-таки, зачем эти сложности? Профессор все больше склонялся к мысли, что все они, вопреки своей воле, вовлечены и учувствуют в каком-то секретном эксперименте, осталось домыслить – какова цель данного эксперимента и что после него станется с испытуемыми. Да и кто эти люди, удерживающие их здесь незаконно? На правительственную организацию они не похожи, с другой стороны, если правительство захочет скрыть свои действия, то станет действовать именно таким образом, разве не очевидно? Но почему-то последнее вызывало сомнения.
