Дуня зарыдала, отвернувшись к стене. Мишка робко погладил её по голове.
– Не надо мне твои рубли, Миня, по собственной воле с тобой буду, назло всем.
– Нет, уж. Буду приносить, пригодятся.
Мишку тянуло на Красную площадь и под гору больше, чем к телу Дуни. Ему нравилась эта опасная игра, рисковое занятие. То, что от этого занятия страдают невинные люди, Мишка не думал. У него появился небольшой опыт, шарить по карманам он стал осмысленно с оглядкой. Но попадался, не без этого, тогда его били.
Однажды вытащил из кармана платок из бумажной материи, табакерку и сколько-то денег. Схватили его за руку да не за ту, где было ворованное.
– Ах ты, тать! – кричал человек. – По карманам шарить!
Мишка уж хотел бросить добычу, но тут чьи-то руки забрали её у него.
– Да не тать я, – тут же завопил Мишка. – С чего бы мне татьбой заниматься?
Пострадавший осмотрел мальчишку: одет прилично, чисто, в руках ничего.
– Ты кто?
– Дворовый человек.
– А где моя табакерка и платок? И деньги?
– Это я не знаю, – честно сказал Мишка, он действительно не знал, где они.
Мишку отпустили, и он расстроенный побрёл из-под горы наверх, к Красной площади. Его кто-то тронул за рукав, Миша оглянулся. Перед ним стоял парень в белой рубахе, его ровесник и протягивал платок, свёрнутый в узелок.
– Твоё, – улыбнулся парень.
Миша удивлённо поднял брови.
– Твоё, твоё, – уверил его парень. – Ты, видать, брат нашего сукна. Мы давно заметили, как ты пошевеливаешь в карманах, милостыню раздаёшь.
– Что раздаю? – не понял Мишка, принимая узелок.
– Милостыню. Когда у кого крадёшь, то с него грехи снимаешь, на себя вешаешь. Что же это, если не милостыня? Пойдём к нашим.
– Наши, это кто?
– Мошенники.
Раньше, до Петра I, кошелёк – мошну, носили на поясе и тати, срезавшие мошну, прозывались мошенниками. Царь Пётр ввёл моду на немецкое платье, где имелись карманы, мошну стали хранить там, тем самым усложнив жизнь мошенникам. Только крестьяне из деревень ножи носили на поясе. Мошенники от безысходности срезали ножи. А кому когда было легко? Две копейки, вырученные с ножа, тоже деньги. Но потихоньку приноровились из карманов красть.
В стороне от толпы, стояли два человека: один парень, лет шестнадцати, громадный вырос, а на лицо простоватый, на нём красная рубаха, серые штаны, на ногах чёботы. Другой мужчина двадцати пяти лет с хитрыми бегающими глазками. Одет он был в рубаху синего цвета, поверх неё зипун из серой ткани, синие штаны в полоску, сапоги. В правом сапоге угадывался нож. Мужчина улыбнулся, протянул руку:
