Оставление Москвы | страница 9
Ростопчин вышел на крыльцо, одевая белые перчатки, ему подвели коня. Он сел на него и приказал драгунам, глядя на труп Верещагина.
– Этого отволоките в храм Софии – Премудрости Божьей. Пусть там его похоронят и молятся за его грешную душу. А сами догоняйте нас.
Унтер-офицер набросил верёвку на ноги мертвеца, сел на коня и поволок труп Верещагина вниз по улице к церкви Святой Софии. Толпа как очарованная повалила за ним. Голова Верещагина билась о булыжник мостовой. «Как Иоанн Сочавский », – подумал купчик в красной рубахе, глядя на это. Труп Верещагина бросили за ограду церкви.
– Неужели так и отдадим Москву без боя? – спросил купчик в красной рубахе. – Позор нам и бесчестие. Неужели храбрецов среди нас нет? Кто со мной? Кто умереть не боится?
Ростопчин выехал со двора в сопровождении сына и ещё нескольких человек из ближайшего окружения, жену свою и дочерей он ещё в августе вывез из Москвы. О Верещагине он старался не думать. В конце концов, это был бы позор, если бы французам удалось пленить генерал-губернатора Москвы, а к этому всё шло.
Москва поражала своей пустотой – нигде не души. Он послал ординарца узнать, где находиться неприятель. Остановились ожидать его у Воронцова Поля. В окне дома напротив сидел в кресле толстый старик в синем халате.
– Почему вы не уехали? – спросил Ростопчин.
– Да зачем же, сударь? – подслеповато щурясь, ответил старик. – В мои годы не стоит уходить в другое место. Я остаюсь и не тревожусь о том, что меня ожидает. Пусть будет, что будет.
Ростопчин пожал плечами: возможно старик был в чём-то прав.
Подскакал ординарец:
– Наполеон Бонапарт стоит у Дорогомиловской заставы.
Двинулись дальше. На Яузской улице столпотворение: солдаты, беженцы, телеги, кареты. Раненные офицеры остановили его и попросили помощи. Пришлось опустошить все карманы.
– Простите, братцы, это мало, но что имеем.
Офицеры со слезами благодарили. Он сам расстроился, видя искалеченных людей.
За Яузой свернули направо и поехали по Николоямской улице. У дома купца Верещагина Ростопчин перекрестился украдкой: «Прости, Господи, меня многогрешного».
У Рогожской заставы пришла весть, что авангард Мюрата вошёл в город. Ростопчин развернул лошадь и поклонился городу, где он уже перестал быть градоначальником, где он родился и схоронил двух своих детей. Слёзы навернулись на глаза, он зло смахнул их и развернул коня: «Не всё ещё потеряно».
За Рогожской заставой на Владимирской дороге нагнали генерала Барклая-де-Толли. Сергей Ростопчин с криком бросился вперёд – мальчишка, восемнадцать лет, что с него взять? Михаил Богданович повернул коня, улыбнулся: