Довольство Тамары планом омрачало недоверие к брату. «Кто ещё мог рассказать, если не он? Но мы на свободе. Может и правда кто другой? Может, кто из жандармов видел? Боря, Боря! Единственный родной человек, сколько мы пережили… Нет! Это не повод отметать подозрения. Чёрт!».
Борис, облизываясь и приглаживая подровненные усы, ходил вокруг смеющейся Тамары.
– Я соскучился, – он подхватил Тамару под мягкие локти и поцеловал в мочку уха.
Тамара усмехнулась и собиралась отстраниться к подоконнику, но передумала. «А ведь это отличный момент проверить его на вшивость. Дожила! Боре не верю!». Она приняла его ласки, поцеловав в разбитые жаждущие губы.
– Выглядишь, как мешок с выкинутыми котятами, – говорила она сквозь поцелуй. – Долго били?
Рабочий нехотя отрывался от тёплой кожи, компенсируя потребность вернуться к ней касаниями изувеченных иглами шершавых пальцев к мышцам под тщательно вычищенной Катериной от крови косовороткой.
– Думал, прикончат.
В далёком отрочестве Борис часто трогал Тамары за тогда ещё длинную косу. Повзрослев, она перестала позволять ему это. Она замечала неадекватные изменения и внезапно возникающую агрессию в нём, когда он возился с женскими волосами. Ещё Тамара обращала внимание на то, что поглаживание головы самого брата действует на него невероятно позитивно: он становился разговорчив, ласков. Сейчас, как и много когда раньше, она воспользовалась этим приёмом.
– Бедный. Наверняка всю ночь пытали, – Тамара, дотронувшись до волос, прижалась плотнее. – О чём расспрашивали?
Борис лез с поцелуями, но Тамара не поддавалась, со смехом отворачиваясь. «Почему не отвечаешь на вопрос?» – осведомлялась она и не получала внятного разъяснения.
«Приёмчики свои использует? Я пока в здравом уме. Прибьёт, если узнает. Не сегодня, Тамара. Не от меня».
– Только били. Один раз спрашивали, кто начал, я… ничего не рассказал, и они продолжили колотить. Как колотили, Томочка! Собаки паршивые… а потом ушли. Не до работы им.
«Паузы делает. Лжёт? Или не до разговоров ему сейчас? Сколько они ему зла сделали… Не мог же так просто забыть… Или мог? Где твоя решимость, Тамара? С остальными болтовню не стала бы разводить. Не был бы брат… Никаких родственных поблажек, угрожающих революции! Вместе попрошайничали, вместе голодали, вместе грелись… Грош мне цена как революционерке, если не могу отречься от всего человеческого!».
– Ты вся не своя в последнее время. Думаешь, думаешь, думаешь, – заметил Борис.
