– Я не хочу, – басом произнёс ткач Антон и также встал.
За стоящими рабочими вышли остальные, и даже буфетчик с поварами не остались в стороне. Загудели угольщики, ткачи, носильщики и швеи, – они застучали по всему, что попадалось под руки: столы, шкафы, окна. Окружённая Тамара забралась на стул.
– Так не станем же этого сносить! – она вскинула сжатый кулак. За ней повторили. – Отомстим Сафронову за детей, жён, мужей, потерянное здоровье и время! Отомстим за всё!
А деспот пирует в роскошном дворце,
Тревогу вином заливая,
Но грозные буквы давно на стене
Чертит уж рука роковая!
Вникнув в д’арковскую речь Тамары, мужчины и женщины немедленно ринулись к кабинету фабриканта, едва не сбив работницу со стула.
«Дело за малым. Они его растерзают, а Олег Владимирович оформит фабрику на себя. Свершилось. Свершилось!».
Работники рушили всё, что встречалось на пути, а на пути встретилась дверь в кабинет. Подвыпивший Глеб Юрьевич собирался взвизгнуть «прочь!», но не успел. Откуда-то один из кочегаров вытащил кочергу, ткачи достали рубели. Неистово они колотили фабриканта и кричали торжественное «ура!». Тамара растворилась в толпе, а Борис и несколько других «смельчаков» плелись в хвосте.
На фабрику ворвалась гвардия жандармов. Полиция хватала всех без разбору (но в основном тех, кто был ближе). Под раздачу попал пекарь Серёжа с кухаркой Таней, кочегар Андрей, доменщик Саша, пять ткачих, двое носильщиков, шесть угольщиков и Борис.
Тамара и другие женщины разбегались по сторонам. Мужчины, что были ближе к телу, спрыгивали с лестниц. Некоторые попадались в руки гвардейцев.
Слух о смерти Сафронова тут же разнёсся по городу. Олег Владимирович, не теряя времени, поехал к нотариусу оформлять документы на владение фабрикой. Скучающий блюститель печатей и юридических соглашений быстро составил бумагу на подпись.
– Вам осталось получить согласие супруги покойного, – юрист поправил скатившееся пенсне толстым пальцем.
Согласие супруги Глеба Юрьевича Щербаков получил сразу, как она узнала о гибели Сафронова. Она считалась дамой высшего света, поэтому в мужнины дела никогда не вмешивалась и не собиралась брать на себя ответственность за целый завод. Более того, детей в браке у них не было (Сафронов обзавёлся лишь бастардами) и, следовательно, на наследство она претендовать не могла.
Пока Щербаков решал юридические вопросы, полиция разбиралась с поднятым бунтом.
– Что знаешь, сука?! Говори! – Борис, лёжа на мокром полу темницы, старательно уворачивался от бьющего его по лицу жандарма.
