А в государственном магазине после отмены карточек на печеный хлеб 7 декабря 1934 года килограмм белого тянул на рубль десять…
В Москве было около сорока магазинов «Торгсин» вместе с палатками на рынках.
Разумные люди посещали все эти торговые точки по очереди, дабы не мозолить глаза понятно кому, но баба Маня постоянно посещала «Торгсин» на Сретенке, тот, что был почти на углу Сухаревской площади, впоследствии стал упомянутым мной «Гастроном», изредка заглядывая на угол Петровки и Кузнецкого моста.
Она была весьма легкомысленная гражданка.
Уж на что Советы – суровый учитель, но и они не смогли заставить бабу Маню следить за телодвижениями власти и передовицами газеты «Правда» и делать необходимые выводы.
После того, как в январе 1935 мука, крупа и печеный хлеб стали поступать в свободную продажу (в Москве и Ленинграде), 25 сентября того же года в свободное плавание были отпущены мясо, жиры, рыба и картофель.
Первого января 1936 года отменили карточки на промышленные товары, и система «Торгсина» потеряла смысл.
Золото надо было закапывать поглубже, но баба Маня этого не поняла.
Первого февраля 1936 года ВО «Торгсин» было упразднено, и в тот же день к бабе Мане пришли в гости синие фуражки.
Первым делом сотрудники НКВД простучали печь и проявили неслыханную гуманность – не стали её разбивать ломами, а нашли шевеленные изразцы. Из горячей печи изразцы вынуть было нельзя, но по счастью печь была нетопленной. Синие фуражки играючи нашли все остальные тайники бабы Мани, но в них уже ничего не было – золото перекочевало в «Торгсин».
Подобные обыски прошли в начале февраля у всех золотонош, кого в своё время взяли на карандаш, но почти никого не арестовали.
И баба Маня отделалась испугом.
Осенью 1941 года баба Маня не поддалась панике 16 октября и осталась в Москве.
Уже в конце жизни она на мой вопрос твердо и кратко, по своему обыкновению, ответила: «Я знала, что немцы в Москву не войдут».
Меня в детстве удивляло, что баба Маня никогда не участвовала ни в каких коммунальных склоках, вообще ни с кем не ссорилась, умела провести между собой и окружающими некую невидимую черту и не позволяла ее никому переступить.
Считалось, что баба Маня столовалась отдельно от нас.
На самом деле, ей ничего не нужно было, кроме чая и филипповской сдобы.
Но иногда мама настаивала, чтобы свекровь съела котлету с макаронами или тарелку супа. Баба Маня в таких случаях не жеманилась.
Каждый месяц у нее от зарплаты, а затем от пенсии в 210 рублей после похода в «Чаеуправление» и сороковой «Гастроном» оставалось что-то около сотни.
