О том, что первых три ряда
Нас освистать пришли сюда
В знак объявленья нам войны…
– Вот и подумай, как могут расисты расправиться с Джимми и его мамой за то, что они переписываются с пионерами из СССР.
Я похолодел – я едва не подвел Джимми под месть ку-клукс-клановцев с их белыми балахонами, факелами и крестами – уж мне ли их было не знать.
Мы еще не были пионерами, но ходили упорные слухи, что из-за напряженной международной обстановки нас примут в пионеры в конце первого класса.
Нас приняли во втором, но международная обстановка не стала проще.
Мария Александровна никак не могла мне сказать, что если мы ватагой заявимся на международный почтамт с посылкой в Америку, то неприятности, скорее всего, будут вовсе не у негритенка Джимми, а у наших родителей.
Но она сделала вполне уместную рокировку, и мы, группа товарищей, сами съели сушки, баранки и два кекса, превратившихся в сухари, за здоровье Джимми.
Когда мы, в сильно изменившемся составе, заканчивали седьмой класс, наша классная руководительница, немка Амалия Генриховна, сказала нам:
– Мария Александровна умирает, у неё рак, но это незаразно. Вы бы навестили её, что ли, – но никто идти не захотел, кроме меня и одной девочки, Берты.
Она, как легко догадаться, вовсе не училась у Марии Александровны, но сидела со мной за одной партой и была в меня влюблена, о чем я догадывался.
Она угощала меня бутербродами с докторской колбасой и тянучками «Коровка». У нее бывали бутерброды с ошпаренной брынзой, которую у нас в доме не покупали, а мне она нравилась.
Все необходимые на уроках инструменты и принадлежности: циркули, линейки, транспортиры, угольники, лекала, контурные карты, атласы – всё у неё было в двойном количестве, на свою и мою долю.
Я тоже потчевал Берту своими завтраками, бывал у неё дома, но нежных чувств к своей верной рыжей подружке не испытывал.
И что они льнули ко мне всю жизнь, эти подносчицы патронов?
Немка дала Берте из классных денег двадцать рублей на цветы, но я подобрал царский букет на Сельскохозяйственной выставке, а две десятки забрал себе на текущие расходы.
Мария Александровна жила в огромной коммуналке на Неглинной, в доме, где был знаменитый нотный магазин, в глубине двора.
Ради нас Мария Александровна встала с постели за ширмой.
У нее в гостях была ее родственница, старушка все с той же выправкой «бывших». На стенах висели фотографии царских времен. Мария Александровна показала нам фотографию родителей, отец-преподаватель русской словесности в гимназии и мать, копией которой была наша учительница. Семья на снимке была большая.
