За слёзы наших матерей
Из тысяч наших батарей…
я и мои одноклассники никаким боком к Марии Александровне отнести не могли.
Ее удивляла и забавляла моя приверженность к предмету, который в мужской школе не почитался за нечто серьезное и требующее внимания.
– Хороший почерк – умение, которое может пригодиться в жизни, а она длинная. Кроме того, четкое и ясное написание – признак уважения к тем, кто должен будет читать ваши рукописи, – наставляла меня учительница «с седыми прядками».
Я получал неизменные пятерки, в том числе за поведение и прилежание – была и такая графа в нашей табели, чем медленно рыл себе яму.
Когда, со временем, родительница начала находить в дневнике иные, кроме пятерок, отметки, она восприняла это как кощунство, попирание идеалов нашего общества и поругание её святых надежд, упований и чаяний.
С Марией Александровной у меня в первом классе была связана такая история.
На мой день рождения мама подарила мне книгу некоего американского писателя (уж не Говарда ли Фаста, который впоследствии оказался подлецом и был разоблачен как грязный предатель) про американского мальчика Джимми, конечно же, негра.
У мальчика Джимма тоже был день рождения, и его негритянская мама подарила ему новую рубашку и деньги на торт.
Дальше шло описание всех больших и малых неприятностей, которые претерпел негритенок в свой праздник – и все из-за цвета кожи.
Рубашку ему порвали, торт размок под дождем, так как белый кондуктор прогнал малыша на крышу автобуса: салон только для белых…
Я был интернационалист и имел суровое, но доброе сердце.
Я подбил товарищей по первому классу собрать посылку для Джимми, и отправить ее на адрес писателя-коммуниста в США.
Адреса я не знал, но это меня не смущало: писатели – люди известные, а уж он передаст гостинцы негритенку. Откуда-то я знал, что посылки за границу идут с международного почтамта на улице Кирова. Оставалось только написать адрес на английском языке, и я обратился к Марии Александровне.
Но она мою затею неожиданно не одобрила:
– Ты не подумал о том, что будет с Джимми и его мамой, когда они получат посылку из Советского Союза. Ты знаешь, как американские империалисты относятся к нашей стране? – спросила меня учительница.
Мне это было хорошо известно, более того, я слышал стихи Симонова про Америку по радио и запомнил их с голоса:
Я вышел на трибуну в зал.
Мне зал напоминал войну.
А тишина – ту тишину,
Что обрывает первый залп.
Мы были предупреждены
