Родное пепелище | страница 118
Чернила ХIХ века из чернильных дубовых орешков и железного купороса с добавлением ничтожного количества гуммиарабика и глицерина, а так же таннино-галловые с надежными красителями: метиловым фиолетовым, краппом, индиго, фуксином были хороши, но постепенно уступали место анилиновым.
Чернила из растворенного в воде из под крана стержня химического карандаша, о которых повествует Асар Эппель, остались в военном прошлом.
В наши парты, конструкции гигиениста Ф. Ф. Эрисмана, восемь десятков лет прослуживших русской школе, были вставлены массивные фаянсовые непроливайки, так что большое искусство требовалось в начале совместного обучения дабы беззвучно извлечь чернильницу из гнезда, поднести её максимально близко к косичке сидящей впереди девочки и мгновенно погрузить кончик косички в узкое горлышко непроливайки.
В обязанности дежурного по классу входило следить за тем, чтобы никто не остался без чернил, но, надо признать, мытьё чернильниц – каторжное занятие.
Нажим, волосяная линия и самое сложное – переход из нажима к волосяной и обратно.
Как всякий циклоид, я пишу связно, отрывая перо от бумаги только тогда, когда нет возможности сразу перейти в другую букву или в конце слова.
Каллиграф так писать не может, надо вычерчивать за буквой букву, строго соблюдая последовательность линий разной степени нажима и правила соединения букв волосяной линией. Нажимная линия ни в коем случае не должна налезать на косую линейку прописи, а лишь касаться её, как в образце.
Есть буквы простые для написания, например «ш» и сложные – «ч» или «й». Трудность представляют верхняя черточка буквы «ч» и акцент над буквой «й»: можно, конечно, схалтурить и пустить эти элементы в виде запятой: точка и волосяная линия, а можно исхитриться и написать эти финтифлюшки переливом нажима и волосяной, едва заметной для глаза.
Князь Лев Николаевич Мышкин был, как известно, не только и не столько идиотом, но еще и совершенным человеком, и прирождённым каллиграфом, он очень поэтично рассуждал о шрифтах.
Наша учительница, Мария Александровна Преображенская, женщина пред-пенсионного возраста, имела ту безупречную выправку, что так предательски выдавала «бывших». Я думаю, что она могла бы легко преподавать и в старших классах, но что-то её туда не пускало.
Она была интеллигентна, сдержанна, строга, из тех, у кого не забалуешься.
Так что знаменитую песню: