– Напрасно ты ёрничаешь, для тебя я Пастырь и есть, потому что единственный из всех могу помочь с запутавшейся, заблудившейся душой. А мирское моё имя тебе ни к чему, Федора. Не понадобится.
В сочетании с торжественностью тона звучало зловеще.
– А пастырям разве не полагается заниматься человеческим стадом? Или у вас сейчас перерыв на обед внезапно случился, раз вы накинулись на меня?
– Не думаю, что это имеет значение, но именно меня выбрали скорее по личным мотивам. Кто-то наверху решил, что так будет даже лучше, надёжнее.
– И вы в личных целях меня изловили? А разве церковное начальство такое поощряет?
– Для таких, как ты, у нас обязательно найдётся толика сострадания, – он отрывает правую руки от подлокотника и прикладывает к моему осунувшемуся лицу, и я отчаянно пытаюсь брыкаться, но не могу сдвинуться хоть на сантиметр. Удобно устроился этот Пастырь, любит, когда народ унижен вконец.
– Вы настоятельницу женского монастыря знаете? Она почти слово в слово такое же предлагала, но что-то не убедила. Посиди, мол, на цепи, а мы будем относиться к тебе, как дикому животному, но ты радуйся. Или у вас плохо налажена связь между отделами?
Упоминание матушки Пастыря не смутило.
– Боюсь, все мы человеки. Матушка всё верно сказала, но суть вопроса не передала, вот и приходится мне теперь возвращаться к этому разговору.
– А, я поняла. Вы что-то вроде посланника для чёрной работы, а остальное для виду, да? А как вас вообще взяли на службу? Или же вы просто человек?
Пастырь мои яростные наезды ответом не удостоил.
– Федора, ты зря упрямишься. Я тебе зреет нечто столь страшное, что ты бы первая ужаснулась, если бы взгляд твой не был искажён изнутри. То, что ты собираешься сделать с детским домом, это просто чудовищно. Люди после такого навсегда отвернуться от Мокошь, даже если искренне заблуждались. Впрочем, это как раз будет справедливо, показать им свою истинную и уродливую личину без фальшивых сказочных примесей.
– Вот что мне в вас всех нравится, так это то, как ловко вы разделили чёрное и белое, аж завидую такой картине мира.
– Всё на самом деле крайне просто, Федора, и не надо ничего усложнять. Когда ты это примешь, станет легче, поверь.
– А ваш собственный сын так не думает.
– Он рождён от оборотня, – в его голосе мелькнуло разочарование и старинное горе, давным-давно пережитое и сохранившееся в памяти лишь в виде воображаемого альбома с грустными фотографиями.
– А ваша мать, его бабушка? Она же верила во всё это, раз учила Славу? Она была человеком?
