Это зрители, безмятежно относящиеся ко времени, вмешиваются в пьесу, считая ее личным делом.
Взрослые, которым приходится играть в этом театре детей, принуждены заглянуть в прошлое и вспомнить время, когда они были искренними и думали, что таков весь мир.
И тогда, становясь детьми, они возвращаются в круг бескорыстия и благородства, и притворство спадает с них, как кожа со змеи, меняющей кожу.
«Но не только это, — думал я, хватаясь за ремень в переполненном трамвае, — привлекало Архимедова в ТЮЗ».
И я вспомнил его слова о том, что у мусульманского пророка было больше сторонников, чем у него. У него только один. Он подбородком указал на ребенка. Его армия — дети.
«Но не только это, — я начинал думать сызнова, машинально следя за своим отражением, бегущим вдоль улиц в трамвайном стекле, — не только это привлекло Архимедова в ТЮЗ. В этом театре играют честь, самоотверженность, воинствующую доброту — все, что он хотел бы видеть не только на сцене».
Готические кубики Тиля Уленшпигеля вспомнились мне.
«Пойте, свистящие свирели, гнусящие волынки, барабаны, гремящие о славе! Да здравствуют гёзы!»
Уленшпигель (в знак клятвы поднимая секиру): «Пепел Клааса стучит в мое сердце».
Я взглянул на мою спутницу, не проронившую за все время пути ни слова.
«Но не только это привлекло Архимедова в ТЮЗ. Он должен был встретить там…»
Мы сошли на углу Моховой.
«Он должен был встретить там, — я нашел наконец эту мысль, поднимаясь по лестнице ТЮЗа, — людей, которые носили провинившегося хлебника в корзине, подвешенной к шесту, носили по средневековым городам, а потом окунали в лужу».
Вокруг будущей Индии возились плотники, устраивая, чтобы она вертелась.
Эсфирь спросила у одного из них, где найти Визеля, заведующего монтировочной частью. Плотник указал рукой узкий проход между слоном, уронившим хобот, и Буддой с золотыми запястьями, с наивными глазами.
Здесь были темнота и дверь, очерченная с четырех сторон желтыми полосками электрического света.
Первое, что я увидел, распахнув ее, был Фердинанд. Он ползал по полу, играя рогатой головой быка. Я перешагнул через него, уступая дорогу матери, бросившейся вперед с протянутыми руками.
Архимедов, сидевший за столом, поднял вверх спокойное, свежее лицо. Я не заметил никакого удивления. Он встал, взял свой стул и подал его жене.
— Очень хорошо, что ты пришла, — он сказал это так, как будто они только час тому назад расстались, — мне нужно поговорить с тобой. Посиди немного, мы скоро кончим.
