– Здравы будьте, – поприветствовала я их, сгорбившись и поклонившись до пояса, – где нам Орега найти?
– И вам здравия, – откликнулась одна из старушек, подслеповато щуря глаза, – у денников поищите.
Я поблагодарила, и, подцепив за рукав Акатоша и тихонько причитая, отправилась на поиски Орега.
Им оказался тот самый рябой здоровенный мужик с простоватым лицом, который провожал нас к песчанику. Он сидел на пенечке и строгал колышки. В его огромных ручищах ножик казался дамской перочинной игрушкой.
– А, взяли все ж таки? Это хорошо, – протянул он. – Ну, рассказывайте: откуда, что с больным, буйный али нет?
– Мы с горного поселка, дальнего. Я – Игор, наемник, – ответил оборотень, взяв на себя роль переговорщика. Мать сына скорбного везет, головой с лошади упал. Чудной он маленько, но смирный. Ходит сам, понимает много, только с головой неладно – женку с детьми не узнает.
Орег хохотнул.
– Ну можа и не хочет от женку узнавать, ежели она грымза да стервь.
– Невестушка моя – золото живое, ладная и умелица. По любви, по любви, добрый человек, женились, уж сколько годков вместе жили-пожили, а тут горюшко… Ох, горюшко…
Я всхлипнула. Орег посерьезнел.
– Ну, раз так, то ладно. Правил у нас немного – больных лежачих не берем – это другой караван с такими едет. Но вы, смотрю, крепко держитесь. Телега у вас отдельная али общая?
– Отдельная.
– Вот и хорошо, – повеселел Орег, вдалбливая нож в древесную мякоть.
Видимо, и ему процентик капал.
– Идем мы с двумя большими стоянками. Люда много, но стоять все одно не станем. Ночью тоже идем. На рассвете восьмого дня будем на месте, проводим куда надо. Есть – два раза, кашеварит повар наш, Арша. Хорошо кашеварит, не думайте. И мясо, и суп, и в ходьбе сготовить может чего угодно. Ежели денег нет на общий котел, то сами добывайте. Уйдете, умрете или потеряетесь – ждать не будем и денег не воротим. А счас спать идите, вона, к кострам, а я телегу вам сготовлю. Ежели есть хотите, то к кухне идите, там Арша как раз доготавливает чего-то. А ты вот только, Игор, постой на слово.
«А вас, Штирлиц, я попрошу остаться», – машинально подумала я, но в сторонку отошла, поманив за собой молчаливого Акатоша.
– Спасибо, – шепнула я ему, заглядывая в вишневые глаза, – ты все делаешь очень правильно.
Акатош улыбнулся.
– Я ничего не делаю. Это тебя я хочу поблагодарить.
Я засмущалась было, но тут же одернула себя – я ж мать! И спросила то, о чем постоянно забывала.
– Ты как, меч свой чувствуешь?
