Я скептически рассматривала рукава, свисающий мешком подол. Аккуратно, чтобы не повредить грим, набрала полный рот булавок и, тихонько шипя, подгоняла под себя наряд. В таком виде меня и застала наша компания, собирающаяся поужинать на палубе.
Игор одобрительно цокнул, Олия, видимо, не узнав, дернулась назад, а Акатош просто остался в ступоре. Что, правда так хорошо?
– Што, дочка, бабушку боисся? Старость, ее, ить, все боятся, – прошамкала я ртом, занятым булавками.
– Ты… как? Это…
– А вот так, золотушка моя, голубка моя недобитая. Была молодка – стала колодка.
Игор заржал, Акатош тоже улыбнулся. Подошел ближе, всмотрелся пристально в мое лицо.
– Вот какой у тебя дар… Необычный.
Я выплюнула булавки на ладонь.
– Это не дар, это грим. А ты, сыночек мой ненаглядный, привыкай-то к матери. Под крылышко залетай, ласки материнской не чурайся, по волосикам себя гладить давай. И называй меня «маменька». Понял, яхонтовый мой?
Я протянула руку и потрепала великого бога по щечке, а он улыбнулся, как мальчишка.
***
У Олии пропал дар речи. Она с трудом узнавала знакомые черты иномирянки. Она вот так никогда не улыбалась – чтобы с морщинами вокруг глаз, чтобы у губ застыла складка, чтобы нахмурился лоб. Лоб не молодой девчонки, а повидавшей виды старухи. Губы будто бы высохшие. И выражение глаз, и как-то неожиданно и незаметно сгорбившаяся фигура, и шаг, меленький и слабый, и чуть дрожащие руки. Голос тоже дрожал, упав на несколько тонов ниже, стал совсем другим, и, несмотря на грубость, казался каким-то напевным, плавным, и с большим трудом в нем узнавался звонкий голос иномирянки. Одежда, висевшая на ней, пока еще не полностью соответствовала, выбивались из образа кисти рук и изящные белые пальцы, но в целом… В целом она была старухой.
– Я с завтрашнего дня буду в гриме постоянно, так что привыкайте, – сказала иномирянка все тем же низким дребезжащим голосом.
– Как ты сумела? – не сдержавшись, спросила Олия, – это же какое-то колдовство.
– Иди-тко сюда, голубушка, и тебя поколдуем, – ласково сказала старуха, нагибаясь, чтобы перехватить подол цветастой юбки. – Ежели не боисся.
– Н..нет, я как-то… Но это же только краски, которые ты с собой взяла?
– Конечно, нет. Для того, чтобы стать кем-то другим, нужно уметь это делать. Я училась этому шесть лет и еще всю жизнь. Наблюдала, искала, читала… С самого детства у человека есть потребность притворяться, а я ее развила и сделала профессией. В моем мире таких людей очень много. Кто-то снимается в кино, кто-то выступает в театре, кто-то становится аферистом или шпионом.
