Когда Акатоша выпустили на арену, он уже не был собой. Сейчас он не думал ни о своем обете, ни о Хен, полностью поддавшись своему прежнему естеству. Если бы в нем оставалась крупица его силы, его сущности, то он бы, несомненно, нашел бы в себе силы справиться со своими желаниями, но – увы. Он сейчас был слабым человеком с крошечными отблесками истаявших археев.
Красные цветы пахли кровью – так сладко! Акатош полной грудью вдохнул этот запах и жутко улыбнулся, кровожадно оскалив зубы. Он уже и не помнил, кто он, что он здесь делает, не помнил он и о своем клинке, который ждал его в куче смешного и такого ненужного оружия. Зачем оно? Желание уничтожить затопило сознание Акатоша, и противиться ему не было сил. Он с рычанием, голыми руками бросился на человека, который пах болью и яростью – так знакомо! С удовольствием маньяка вцепился ему в горло, сжимая изо всех сил, ощущая, как бешено колотится пульс умирающего. Стражники, которые старались оторвать Акатоша от жертвы, были всего лишь досадной помехой. Ударить, вырвать из рук копье, принять стойку, ощущая, как разгоняется в предвкушении сердце.
Акатош смотрел на хрипящего человека и упивался властью над его жизнью, упивался счастьем убийцы. Взмах копья – и все было закончено. Рванулась из разорванного горла кровь, заливая растоптанные и смятые цветы.
Насладиться почти позабытыми ощущениями не вышло. Ярость, до этого радостно клокотавшая в груди, испарилась без следа. Жуткая, почти смертельная слабость подкосила ноги, и Акатошу пришлось опереться на залитое чужой кровью копье.
Осознание содеянного навалилась внезапно, как-то разом, без подготовки. Бог едва не упал, поняв, что только что случилось. Он был поражен. Почти бессознательно поднес к лицу ладони, с ненавистью и отвращением разглядывая их. Убил! Спустя столько веков, спустя столько перенесенных страданий – убил то, что не имел права убивать.
Вспыхивали в сознании недавние события, ярость, кровавая пелена перед глазами, и от этого становилось так плохо, так страшно, что сил жить, дышать, искуплять просто не было.
Остатки чужого архея, истаяв, растворились в огне гнева. А это значит, что смерть очень, очень близка.
«Ну и пусть», – почти равнодушно подумал он.
Он уже почти не ощущал, как его, подхватив под руки, ведут обратно, в пропахший чужой кровью закуток.
Он едва понимал, что происходит – тело загорелось жаром, мышцы свело судорогой. Краем сознания слышал какую-то возню, шум, ругань неподалеку и не знал, что это Ирдан Верден отчаянно тянул время, стараясь помочь.
