Но кто-то шепнул, что Акатош – протеже самого Правителя, поэтому бывший бог смог дожить до дня боя.
В комнатушке у арены, огороженной узкими решетками, было очень сумрачно, печально и смертельно страшно.
Два десятка людей – почти все с клеймами – были напряжены до предела. Они знали, что их ждет. Знали и то, что тот единственный, кто выживет, будет помилован и станет богатейшим и известнейшим человеком в Песках. Титул, деньги… Жаль только, что таких случаев за всю историю Песков было всего два. Да и там уже было не разобрать, где правда, а где выдумки бардов.
Бои проходили по одному, отточенному за столетия сценарию. В середину арены выносили оружие – много разного оружия, чтобы зрелище было ярче, интереснее. На арену выпускали двоих, и по сигналу обреченные на смерть должны были добежать до оружия, выбрать то, чем будут убивать недавнего сокамерника, и закипал бой. Очень часто случалось так, что один хватал небольшой кинжал или тонкую, нервно звенящую рапиру, а второй – огромную тяжелую булаву. И тогда исход битвы предугадать было очень просто. Победивший в первом поединке покидал на время арену, и выпускалась вторая пара. Всего было пять пар.
В последнем сражении пятеро выживших выходили на арену вместе с разных концов. Иногда кто-то из победивших умирал от ран еще до последнего боя. Такое случалось нередко.
Загремели барабаны. Стражники, которые находились тут же, в закутке перед ареной, внимательно следили, чтобы обреченные не поубивали друг друга раньше времени. Действительно, атмосфера была та еще… Кто-то ругался, кто-то молился и плакал, просил у кого-то прощения, один здоровенный раб со зверской, перекошенной шрамом мордой мерно стучал кулаком по шершавой каменной стене, не замечая, что пачкает стену кровью. В его глазах все было уже давно мертво, и они загорались жизнью только в момент, когда ему удавалось перерезать кому-нибудь горло.
Барабаны загремели громче, скрипнула решетка, поднимаясь вверх.
– Бежать по команде. Побежите раньше – стрела воткнется в голову, – сухо сказал один из стражников, подхватывая первого несчастного под локоть и толкнув его к отмеченной мелом точке.
Раб, молодой, тощий, с проглядывающими ребрами, весь какой-то несуразный, сутулый, дрожал. Его губы тряслись, он всхлипывал. Ноги подкашивались, и он бы осел на пыльную землю, если бы стражник его не поддержал.
Его оппонент, стоящий у другой линии разметки, был крепким, невысоким мужиком, обросшим черной колючей бородой так густо, что, казалось, она начинала расти прямо от глаз. Оголенный торс был мощным и настолько крепким, что, казалось, его и стрела не прошибет. Он хмуро и уверенно ждал сигнала, и ни у кого даже не было и мысли о том, что он не переживет первый бой.
