Любовь одной актрисы | страница 141
Толпа была в нетерпении, она неистовствовала, ожидая… Чего?
Барабаны стихли как-то разом, резко, внезапно. Истаял в воздухе запоздалый мужской вскрик, и наступила тишина.
Уже знакомый мне правитель песчаников вышел на саму арену. На тюльпаново-красном четко выделялось его платьичко. Как белоснежная сахарная кость в кровавом куске сырой говядины.
– Пусть в плоти песков прорастут алые цветы, – негромко сказал он, но акустика амфитеатра (весьма недурственная, кстати) далеко разнесла его голос.
– Пусть в плоти песков прорастут алые цветы! – гаркнули все присутствующие мужики, а у меня заложило уши.
Правитель удалился, а на смену ему вышли рабы в черном – с десяток мужчин. Они несли на вытянутых руках оружие – самое разное. Здесь были и пилумы, и копья, секиры, клинки, боевые топоры и даже цепная булава… Один нес на вытянутых руках красный закрытый футляр. Может, там яд? Или еще какая-нибудь бяка?
Мужчины-рабы под улюлюканье зрителей сложили все оружие в центр арены и удалились.
Я с прислушалась к гомону зрителей. Лучше бы я не слышала, не видела, не знала… Все они азартно, перебивая друг друга, делали ставки. Но, к своему ужасу, я поняла, что ставки они делают не на победителя, а на смертельные раны и оружие. Кто-то ставил на отсечение конечностей, кто-то – на отсечение головы или половины головы, кто-то – на раздробленные кости… Чем сложнее и замысловатее была рана, тем оживленнее шел спор.
Меня затошнило. Зар тоже сидел бледный и едва дышал – не представляю, как его корчило. Ну… Ирдан! Вот козлина! Мог же предупредить!
Боже, неужели мне придется на это смотреть? Я, конечно, выросла на Стивене Кинге, Стайне и Лавкрафте, на десятках просмотренных фильмов ужасов, но наблюдать подобное вживую… Только бы выдержать!
***
Акатош сидел на каменной скамье, растерянно крутя в руках красный тюльпан. Красивый цветок… Их вплели ему в волосы, готовя к выступлению на арене.
В последние дни Акатоша не трогали, только презрительно свистели, когда он отказывался тренироваться с другими – рабами и преступниками. Он держался обособленно, сам по себе, и за это его не любили, к тому же, его уводили с тренировок в удобные покои – по распоряжению самого правителя. В день перед боем Акатоша даже хотели зарезать подло, со спины, и так и окончилась бы жизнь бога – в душном тренировочном зале обреченных на смерть преступников и провинившихся рабов, которых уже ничего не могло исправить, и даже дурман на них уже не действовал.