Я больше не был Истоном.
Я был создан из темных снов, самой тьмы и воли того, кто держал эту ладонь, эти тень и дым.
А потом ладони покинули меня, и я упал на колени, удар сотряс их, дрожь поднялась по телу.
От агонии я открыл глаза и смог видеть.
Я был не просто мыслью, разумом, душой в космосе.
Я снова был Истоном.
Я не был потерян, но и не был найден.
Я прижал ладони к земле, пытаясь ощущать землю под кожей. Я всегда был магом Земли, как и всегда был магом Огня. Я мог ощущать стихии вокруг себя с момента своего рождения. Я мог колдовать, даже когда не знал, что делал. Как многие дети моего возраста, я был скован, чтобы не навредил себе или другим, пока не научусь контролю.
Некоторые открывали в себе магию, когда взрослели, но я был особенным. Я был сыном королевы, внуком старого короля, который с королем Люмьера уничтожил мир во время Падения.
Под моей кожей была сила, она бежала по моим венам.
И при этом я боролся всей своей сущностью с давлением и мучением, которое пришло с тем, кем я был.
Я так думал.
Я не знал, как ощущалось, когда внутри не было магии.
Я искал магию Земли, чтобы спастись, как пытался защищать тех, кто был под моей опекой, но ничего не чувствовал.
Отсутствие силы удушало.
Не было Земли. Огонь не отзывался.
Хотя сила была во мне, я не мог приказать ни одной стихии.
Как я учил Лирику, я знал, что, хоть сила была в нас, хоть она пыталась порой овладеть нами, она была и тем, что мы вызывали из окружающей среды, из отношений симбиоза с территориями и миром.
При мысли о Лирике ладонь из тени снова сжала мое сердце, и я упал на локоть, с трудом дышал. Я хотел кричать. Мне нужно было на что — нибудь кричать.
Но голоса и дыхания не было. Ничего не было.
Мои глаза были открыты, хотя я видел только тень, она была лилово — чернильной передо мной.
Если я ощущал стихии в себе, вокруг себя, но ничего не видел перед собой, был ли я жив?
Казалось, что что — то изменилось.
До этого я стоял на краю утеса, смотрел на Лирику после того, как мы победили в бою, но многое потеряли в процессе.
Она смотрела на меня, казалось, видела так много во мне, хотя я знал, что она не могла видеть правду.
Потому что я знал правду. Там не было ничего для нее. Не могло быть.
Я был проклят. Я знал, что в моем теле бежали надежда, любовь и связь, но я не мог это ощущать. Не мог это признавать.
Она говорила мне, что была моей родственной душой, значит, и я был ее.
Мое сердце разбивалось от мысли об этом, ладонь сжималась во мне.
