– Но как же твои разъезды?
– Ты хочешь, чтобы я уехал? – удивился Конда, приподнимаясь на локте.
– Ты что! – испугалась Аяна. – Что ты говоришь такое! Я боюсь этого. Я живу верой в то, что ты придёшь. Нет, конечно, я не занимаюсь только тем, что сижу, как та креа в пьесе, и жду, вечно, бесконечно...
– Да уж надеюсь, – сказал Конда, закидывая на неё ногу.
– Но, знаешь, я теперь знаю, как это – быть с тобой. И быть без тебя – несравнимо хуже, тяжелее и печальнее. С тобой я будто двигаюсь вперёд, и даже стирка не кажется такой ужасной, тем более, когда я стираю твои рубашки. Я не хочу, чтобы было иначе.
– Я тоже, любовь моя.
Аяна зажмурилась и тихо, тихо запела ему о реке, уносящей день, вплетающей его в своё течение. Она пела, представляя, как туман над морем клочками отрывается и поднимается выше, в утреннее светлое небо, облаками бежит по нему, чтобы пролиться дождём, зацепившись за один из горных пиков на западе их долины, и осесть там, пополняя жгучими мелкими кристалликами ледники, которые под немигающим пристальным взглядом солнца начнут будто слезиться, истекая холодными чистейшими каплями - а капли сольются с другими, и ещё, и ещё, и тонким журчащим растущим потоком понесутся, прыгая, по камням, принимая в себя новые и новые потоки, водопадом стремясь со скал, вырастая, ширясь, спеша к морю мимо цветущих яблонь и играющих под ними детей, чтобы в вечном стремлении к движению подняться туманом и замкнуть этот круг бесконечного действия, этот путь, что ведёт вверх, но приводит вниз, направляет вперёд, но возвращает назад.
Утро, зябкое, светлое, затягивалось облаками.
– Иди ко мне, – прошептал Конда. – Обними меня.
В дверь тихонько постучали, и он грустно вздохнул.
– Заходи, – сказала Аяна с сожалением.
– Кира, там Арчелл... – Луси не поднимала глаз. – Принёс письма для кира Конды.
– Ладно, – вздохнул Конда, – ступай. Скажи, пусть подождёт.
– Луси, принеси тёплой воды, пожалуйста. Неохота в купальню идти, – сказала Аяна ей вслед. – Как же было удобно дома. - Она откинулась на подушки. - Даже зимой не нужно выходить из тёплого дома.
– Я нигде не видел и не слышал о таком, как у вас. Вас в буквальном смысле сама земля согревала. Согласен, очень удобно, – Конда сел на кровати и нашаривал ногами мягкие домашние туфли. – Правда, лесенка скрипела в одном месте... Я как будто сообщал всем: "Слушайте все, я иду из комнаты юной кирьи вашего двора, оставив там ещё немного своих моральных принципов".
