Мир побагровел. Аяна сжала пальцы.
Стол легко поднялся и полетел в дальнюю стену, нелепо торча ножками, мимо камина, рассыпая по дороге сургучные палочки, взметая в воздух белые листы бумаг. Ящички вылетели из-под столешницы, обтянутой кожей, и разлетелись по ковру в отблескивающих брызгах медных и серебряных монеток, в мелких штрихах серых палочек грифелей, окропляемые тёмной жидкостью из кувыркнувшейся в два оборота чернильницы.
– Что ты творишь? – заорал Мират. – Да кто ты, чёрт возьми, такой?! Зачем ты пришёл? Чтобы мучить меня?
Он кинулся к Аяне, и она неосознанно отшатнулась, отпрянула назад, натыкаясь спиной на стену позади. Страха не было. Ярость охватила её, стискивая, сдавливая горло, застилая глаза, и она оттолкнулась от стены, сжимая кулаки, силясь кинуться к Мирату, но не смогла сделать шаг. Стена не давала ей рвануться, и она зарычала.
– Я разберусь с ним.
Мират беспокойно поднял ладони, и Аяна задёргалась, пытаясь высвободить свои руки.
– Конда, оставь его!
– Я разберусь. Не лезь.
Он стоял сзади, намертво вцепившись в её запястья, и его горячие пальцы слегка дрожали.
– Пусти меня!
Он вытащил её в коридор.
– Не лезь. Убью, – тихо сказал он Мирату, ногой прикрывая дверь в его комнату. – Иди, погуляй. Проветрись, брат.
Он перехватил её запястья в одну руку и втащил в одну из соседних дверей.
Аяна тяжело дышала. Каждый приступ ярости сжигал её ещё немного, лишая сил, исчерпывая, иссушая, выжигая душу. Она стояла и не видела ничего в темноте, которая неожиданно навалилась на неё со всех сторон, как только дверь за спиной медленно закрылась со щелчком.
– Зачем ты пришла? – спросил Конда, держась за переносицу. – Что тебе надо от него? Почему ты кричала? Почему ты так ведёшь себя?
Он стоял спиной к ней, и свет, резавший темноту, проникая между плотных занавесей, пролетал за ним и падал на ковёр, отмечая тонкую светлую черту на полу позади него.
Аяна смотрела на его спину и молчала. Он обернулся.
– Что тебе надо от него?
Его голос был серым и безжизненным, как скалы, зиявшие чёрными пустыми глазницами входов в склепы, над бухтой, где она ныряла.
– Тебя это не касается.
Он перешагнул светлую черту, разворачиваясь к Аяне, остановился в пяти ладонях от неё и на миг недоуменно сморщился.
– Что это за... Что это опять у тебя на лице? Зачем ты...
Он было потянулся пальцами к поддельной бороде, но отдёрнул руку.
Аяна смотрела сквозь него, и в животе и груди билась оглушающая обида, которая прорастала наверх по её жилам с током крови, стучала в висках, пылала под кожей лица, заставляя челюсти сжиматься.
