– Ты похожа на двухголовую горбунью, – сказал парень, который наблюдал за происходящим. – Не показывайся на глаза Хатеру, а то он спать не сможет. Если бы я увидел тебя, я бы сбежал.
Обоз из четырёх крытых телег уже несколько дней грустно месил колёсами и копытами грязь под моросящим дождём. Праздник рождения Кимата, прошедший четыре дня назад, был настолько же похож на праздник, как этот Арнай, встретивший Аяну, был похож на тот, который Конда ей описывал. В его Арнае было тепло и сухо, там светило солнце и плескалась бирюзовая вода в бухте под синим небом.
Её Арнай был холмистым, мокрым, промозглым, туманным, он пах дымом костров на обочине, залитых водой, и грязной рубашкой, которую негде было постирать, а ещё прелой листвой, которую постоянные порывы ветра выдували из придорожных рощиц, бросая ей на плащ.
– Всё, – сказал Хатер. – Это Далеме. Я на север. Бывай.
Аяна придержала Ташту на перекрёстке, глядя, как обоз сворачивает вправо перед очередным городком. Она старалась держаться подальше от Хатера всю неделю, пока ехала в его обозе, и лишь несколько раз обменялась с ним какими-то фразами, относящимися, в основном, к тому, что он слишком часто её замечает. И всё равно ей было немного печально видеть, как он уезжает.
– Ну что, сокровище моё, – сказала она Кимату, косясь за спину. – поехали?
Седло хасэ поскрипывало, и Ташта неторопливо шёл по размокшей улице. Вот и вывеска трактира.
– У вас есть комнаты? – спросила Аяна. – Мне нужна маленькая дешёвая комната и хороший ужин. Сколько это стоит?
– Семь, – сказал лысый владелец трактира.
– У вас можно играть на кемандже за деньги?
– Ты из бродячих артистов?
Аяна пожевала губу.
– Да, – сказала она наконец. – Я играю за деньги.
– Четверть заработанного – мне. Если никто не попросит вина – отдашь половину.
Аяна нахмурилась. Ей не нравились условия.
– Я даже ещё ничего не заработала.
– О стоимости переправы договариваются на берегу, кирья. – Лысый с удивлением посмотрел на голову Кимата, выглядывающую из плаща. – Ты ещё и... увечная?
– Это мой сын, – оскорблённо ответила Аяна. – Я ношу его за спиной.
– А-а, – протянул лысый. – Ну ладно. Уродцы обычно побольше денег собирают. Сейчас четыре... Приходи в семь. Тут будет побольше народу.
Аяна грустно обвела глазами пустые столы. Да уж, хорошо бы.
В этот раз она решила выбрать немного другие песни. Сола как-то раз сказала: «Чем веселее смеёшься, тем горше потом плачется». Это, конечно, не относилось к песням. Сола сказала это Аяне, когда та покраснела за завтраком, вспоминая про себя, как Конда пришёл к ней ночью и что они потом делали. Сола выразительно посмотрела на её румянец и сказала эту фразу, но теперь Аяне казалось, что не так уж тётя и ошибалась. В отношении песен, конечно.
