– Я проживаю эти чувства, – сказал Айол. – Я проживал их раньше, в своей прежней жизни. А потом я стал тем, кто я есть сейчас. У меня тоже не сразу получилось. Приходилось вспоминать эти чувства, глядя в зеркало, и доводить до абсурда то, что отражалось у меня на лице. Потом я заучил это, и теперь могу воспроизвести всё, что переживал когда-то. Я запомнил, что откликалось во мне на какие-то мои переживания, настолько хорошо, что, когда я изображаю радость, мурашки бегут у меня по коже, а когда изображаю тоску и печаль, моё сердце тоже сжимают их ледяные тиски.
– А если тебе надо изобразить такое, что тебе не довелось пережить?
– То, что не переживал, пытаюсь представить, и тоже изображаю. Я много гляжу на людей и пытаюсь понять, что они чувствуют. У меня нет детей, но посмотри.
Он сел, осторожно подвинув кусок ткани, оперся подбородком об ладонь, поставив локоть на колено, и посмотрел на Кимата. У Аяны по спине пробежали мурашки. Он смотрел на малыша, будто тот был его сыном. Иначе она не смогла бы описать этот полный нежности и гордости взгляд.
– Но... как?
– Я представил себя тобой. Я запомнил твой взгляд на него и повторил его, и это помогает мне почувствовать себя тобой.
– Я так смотрю на него?
– Ты смотришь на него так, будто это твоё сокровище, и нет его дороже. А теперь попробуй ты. Посмотри на меня, как будто любишь так же, как его отца.
Аяна сосредоточилась, глядя на него. Она видела его тёмные русые волосы, светлую толстую кожу, тёмно-серые глаза, короткие русые брови, недлинный нос с хрящиками на переносице, и напрягала воображение до тех пор, пока ей не стало казаться, что она видит Конду, его тёмные прямые брови на светло-коричневой коже, глаза цвета орехов ташты, соразмерный нос с подвижными ноздрями и красивые, будто вылепленные, чётко очерченные губы. Она чуть не заплакала, когда Айол нахмурился, и видение развеялось.
– Нет. Ты представляешь его, а ты представь, что это именно меня ты любишь. Давай, пробуй ещё.
Ригрета сидела под окошком с булавками во рту и с усмешкой поглядывала на них.
Аяна представила ещё раз, но у неё не получилось. Айол прищурился.
– Вообрази, что несколько лет назад мы встретились с тобой на набережной Чирде, куда ты, капойо, пришла купить морских ежей для юной капризной кирьи, – сказал он. – Ты увидела, как я играю, сидя в расстёгнутом камзоле, на одной из открытых веранд хороших заведений, и моя музыка увлекла тебя. Ты немного покраснела, когда я подмигнул тебе, я от этого сбился с ритма, и владелец заведения, проходя мимо, отвесил мне оплеуху. Я обиженно посмотрел ему вслед, а ты хихикнула в ладошку. А потом вечером я неожиданно пришёл к большому дому, где ты служишь, и, сидя за оградой, наигрывал тебе мелодии, а ты гуляла по парку с юной кирьей, делая вид, что рассматриваешь цветы, и слушала мою музыку. И с тех пор мы иногда встречаемся на набережной, и ты знаешь, как я буду смотреть на тебя, а я знаю, что ты будешь ждать этой встречи.
