– Мама говорила мне, что надо самому произнести вслух то, что тревожит.
– Не все достаточно сильны, чтобы сделать это. Тогда я вынимаю карты и делаю вид, что это они разговаривают, а я лишь озвучиваю их своим голосом. Люди склонны больше верить картам или иным «знакам судьбы», чем другим людям. И голос карт иногда помогает принять решение. А иногда – не помогает. Я не знаю, кому смогу помочь.
Анкэ помолчала, потом пожевала губу.
– У твоего сына имя, которое дают сыновьям кирио, – сказала она. – Почему ты его так назвала?
– Это не я. Его отец выбрал это имя.
Анкэ замолчала.
– У меня не сходятся даты. Имя дают при рождении. Ты сказала, что знала его пять месяцев...
– Его увезли. Он не знал, что у меня будет ребёнок. Он сказал, что назвал бы сына именно так. Его не было рядом, когда Кимат родился, и я сама дала сыну это имя.
Слова будто резали её душу тупым ножом, когда Аяна говорила их вслух, и несколько раз звучали эхом в её голове. Не знал. Не знал. Его увезли.
– Прости, Анкэ. Я пойду к нему.
Кимат как раз начинал просыпаться. Он всегда просыпался поздно и потягивался, совершенно так же щурясь, как Конда щурился по утрам от света за окном. Аяна смотрела на сына, на его смуглую кожу, гладила его по волосам и трогала пальцем кончик носа.
– Как ты умудряешься его кормить, – удивилась Чамэ. – Моя грудь была вот такой, – показала она руками, – и то молока хватило на три месяца, а потом я платила кормилице.
– Не знаю, – сказала Аяна, завязывая рубашку. – Я как-то не думала об этом. Он просто ест, а я просто кормлю. У меня не было времени беспокоиться об этом.
– Повезло. Я родила в доме одной очень заботливой женщины, которая не отходила от меня с советами, и, по её мнению, я всё делала не так. И я всё время только и делала, что беспокоилась обо всём.
Аяна хотела спросить, где отец ребёнка Чамэ, но прикусила язык. Если та захочет, расскажет сама.
– Предлагаю устроить привал, – сказала вдруг Ригрета. – Мне надо в лесок, а ещё безумно хочу размять ноги. Кто за?
Все были не против, и она постучала в переднее окошко.
– Понял! – ответил Кадиар, останавливая лошадей.
Аяна одела Кимата потеплее и вынесла наружу, чтобы он тоже размялся. Он бродил по опушке большой рощицы, ковыряя землю найденной где-то большой сухой веткой.
– Раз у нас привал, – сказал Харвилл, которого разбудила остановка, – покажи, как твой гнедой делает трюки.
Аяна отвязала Ташту и отвела подальше от дороги.
