– Мы, в общем-то, уже сделали основную работу, – сказала одна из девушек. – теперь дело за парнями. Они подают блюда гостям. Так что большинство из нас уже более-менее свободны. Что касается меня, то я с радостью посмотрю за твоим сыном.
– И я, – сказала другая девушка. – Я Иреса. А это Пирим. Мы посидим с ним. Иди спокойно. Одновременно мы точно не потребуемся на кухне.
– Иди, иди, – кивнула Пирим. – Мы покормим его, если хочешь. Кирио не обеднеют, если он съест немного мясного рулета.
– Спасибо, – сказала Аяна. – Спасибо вам.
На кухню заходили все катьонте без исключения, а сейчас, когда в доме были гости, здесь было довольно людно. Парни в тёмно-серых ливреях относили наверх закуски и бокалы, и Аяна то и дело отступала, давая им дорогу.
– Слушай, это везде так теперь будет? Во всех больших домах? – спросила она Ригрету.
– Что именно?
– Ну, вот этот выход на первый этаж с хозяйственного. Тут тесно.
– А-а. Ты об этом. Да. Это место считается опасным. Думаю, ты понимаешь почему, – рассмеялась она, вытягивая губы в трубочку, изображая поцелуй, и сжимая и разжимая растопыренные пальцы руки. – Тут постоянно встречаются парни и девушки катьонте, когда проходят по своим делам. В совсем больших домах есть отдельные лестницы на мужскую и женскую половину. Ну, с нижнего этажа. Катьонте идёт с кухни с подносом, например, с завтраком для кирьи, и проходит наверх сразу в женскую половину. И завтрак остаётся в безопасности, как и прелести девушек... и юношей.
Ещё одна катьонте встретила их и проводила в небольшую комнату, где ждали остальные, и Аяна с удивлением увидела волнение на их лицах.
– Ну вот. А мне говорили, что это пройдёт, – сказала она Ригрете и Айолу, но те лишь рассмеялись.
– Ну что, готовы? – спросил Кадиар. – Вперёд, птички.
Зал был большой, большой настолько, что Аяна похолодела. Она не смотрела на зрителей, потому что по опыту предыдущих выступлений знала, что опять испугается нарядных платьев в первых рядах. Они вышли на сцену, где Кадиар с Айолом установили задники, половина из которых изображала стены, а половина – улицу, будто действие происходило на открытой веранде, и эхо шагов по гулкому деревянному полу показалось Аяне оглушительным. Её шея холодела от волнения, а по спине бежали мурашки.
Ригрета стояла на сцене и смотрела на неё, и она вдруг осознала, что не помнит ни единого слова. Ни-че-го. Ничегошеньки из того, что она учила.
Ригрета глянула на неё с растущей тревогой. Аяна по привычке прошла и села, слегка сутулясь, в уголок. Ригрета еле заметно склонила голову к плечу и вдруг широко улыбнулась, сверкнув глазами.
