– Прости, Кадиар. Я забываюсь. Я не хотела тебя обидеть.Не знаю, откуда во мне это вдруг взялось. Будто это и не я говорю...
Кадиар вдруг расхохотался.
– Меня? Обидеть? Я не обижаюсь на тебя. Просто ты ещё совсем юная, и говоришь со всей пылкостью, которая присуща юности. Да ещё выросла в совсем другом мире. Ты не можешь изменить весь мир разом. Ты не Алкейм. Алкейм пришёл, блеснул и исчез в этом собственном свете, и больше не вернётся. Мы можем менять лишь то, что нас окружает, постепенно, шаг за шагом меняя направление тех, кто идёт за нами. А иногда нужно делать вид, что ты подчиняешься правилам, чтобы достичь места, куда бунтарю никогда не попасть, и использовать разные лазейки. Кстати, о лазейках. Насколько ты продвинулась с текстом «Капойо»?
Аяна удручённо покачала головой.
– Но зато я сшила штаны, -сказала она. – Смотри!
Она направила Ташту в сторону от Кадиара, хвастаясь штанами.
Кадиар вздохнул.
– Будь ты на постоянной основе в моей труппе, я бы выбранил тебя. Но ты подводишь Ригрету. Она мечтает сыграть капойо кирьи Лаис.
– Ладно. Хорошо, Кадиар. Я займусь им сегодня же. Только покатаюсь ещё, хорошо? Инни!
Кадиар покачал головой, глядя, как небольшие облачка пыли поднимаются из-под копыт Ташты, пока он уносил Аяну галопом вперёд по дороге на запад.
25. Леарт мой всех мужчин прекраснее на свете
Буквы разбегались во все стороны. Аяна зажмурилась и невероятным усилием заставила себя открыть глаза снова.
– Так гибок стройный стан его, что с кипарисом лишь сравнится, – бубнила она. – С кипарисом. Что такое кипарис, Айол?
– Дерево, – буркнул Айол. – Их сажают вдоль дорог. Аяна, повторяй про себя.
– Я лучше пойду наружу.
Она надела на Кимата толстую вязаную шаль и завязала на спине, выведя концы под мышками.
– Пойдём, сокровище моё. Подышим свежим воздухом. Так гибок стан его, что с кипарисом лишь сравнится. Стройный. Гибок стройный.
– Аяна! – взревел Айол.
– Всё, всё. Прости.
Она вышла наружу, усадила Кимата на лесенку рядом с собой, крепко уцепив за рубашку, и дала ему лошадку, привязанную за веревочку к поясу его штанов. В прошлый раз она не подумала об этом заранее и потом долго шла назад по дороге в поисках упавшей игрушки.
Кимат развлекался тем, что кидал лошадку и вытаскивал её за веревочку обратно по лесенке.
– Интересно, как выглядит этот кипарис? – спросила она его.
Конда стоял у окна каюты на «Фидиндо», подсвеченный рассеянным зимним светом, и шнурок полотняных штанов развязался, так что их пояс сполз ему на бедра. Она не могла отвести глаз от его спины, плеч и рук, и жадно наблюдала, как двигается его тело, когда он опирался на стол, разглядывая список занятий в учебном дворе. Он не был похож ни на какое дерево. Его кожа была горячей, а руки – тяжёлыми на её теле. Она моргнула, отгоняя видение десятков спин Конды, выстроившихся вдоль дороги.
