– Кирья, я могу перенести твой сундук и использовать вторую комнату? – спросил Конда, подходя к очагу. – О, необычный запах. Что это?
– Это похлёбка. Ты хочешь есть? – спросила Аяна. – Я налью тебе.
– Да, я люблю пробовать новое, особенно когда оно так изумительно пахнет, – оживлённо кивнул Конда.
Аяна протянула ему корзинку с лепёшками, налила похлёбку в большую миску и подвинула через стол, потом принесла и вручила ему ложку. Он смотрел на неё с интересом и улыбнулся, когда она села напротив и начала жевать лепёшку, ожидая, что он скажет насчёт этой новой еды.
– Почему ты улыбаешься? – спросила она, не в силах сдержать ответную улыбку. – Ты же даже не попробовал.
– Просто так, – сказал он. – М-м, это очень вкусно! Первый раз ем такое. У нас похлёбки другие на вкус. В них больше воды. А это ваш хлеб?
Он протянул руку, взял лепешку, осмотрел её со всех сторон и понюхал, потом разломил пополам и снова внимательно рассмотрел. Аяна глянула на его длинные смуглые пальцы, овальные гладкие ногти, и внезапно смутилась.
– Это лепёшки. Хлеб у нас пышный. Мы печём его реже. Я обязательно угощу тебя.
Он с удовольствием съел лепёшку и встал.
– Спасибо, я поел.
Она тоже встала и с удивлением увидела, что в его миске осталась недоеденная похлёбка.
– Ты не доел. Тебе не понравилось?
– Понравилось. Прости, я доем.
Он стоя вычерпал остатки ложкой, а после даже вылил в пустую ложку последние капли отвара.
– Благодарю, кирья. Пойдём, ты покажешь мне, куда отнести твой сундук.
– Моя комната на этом этаже, – показала она. – Тебе будет тяжело нести сундук одному, поэтому лучше тащи его по полу за кольцо сбоку, а на лестнице я помогу тебе.
– Кирья, это лишнее. Я позову кого-нибудь помочь, – сказал Конда. – Подожди меня у дверей комнаты, покажешь, куда его поставить.
Аяна поднялась к дверям своей новой, до блеска вычищенной комнаты, гордо оглядывая результаты своего труда, и подождала, пока Конда с одним из парней спустят её сундук.
– Вот тут, в изножье кровати, – показала она. – Спасибо.
15. На приличиях зиждется порядок мира
Они ушли дальше перетаскивать ткани, и Аяна осталась в комнате одна. Она давно не жила на этом этаже, с тех пор, как мама разрешила перебраться из детской, и теперь пыталась представить, как выглядит мир из окон её новой комнаты зимой, когда молоденькая бирса за окном скидывает последние золотые листья, и её светлый ствол с серыми штрихами на коре сливается с сугробами снаружи.
Помещение было угловым, но каменные стены первого этажа были хорошо утеплены, а окна выходили на юг и на запад, и она пожалела, что ещё прошлой зимой не додумалась занять эту светлую и уютную комнату. А если остаться здесь насовсем? Эта мысль показалась ей заманчивой. Пусть Лойка перебирается в летнюю спальню, если ей надоело в детской, а следующей зимой занимает нижнюю теплую спальню одна — ведь люди с «Фидиндо» уже уедут. Но сначала надо спросить, не против ли мама.
